— Можно сказать, что да. Если у нас есть выбор, то не следует разрешать размножаться тем, кто имеет криминальное прошлое или чьи семьи не в ладах с законом.
— Таким образом, мерилом добродетели должно стать уголовное законодательство?
— А как еще можно ее измерить? Государство не может заглядывать в сердца людей. Ну ладно, это грубо, зато эффективно. Мы будем игнорировать мелкие правонарушения. Но кому нужно потомство от глупых, слабых, буйных людей?
— Выходит, в твоем новом мире не будет места раскаявшемуся вору?
— Можно поаплодировать его раскаянию и не испытывая при этом желания иметь от него потомство. Но послушай, Тео, ничего этого не произойдет. Мы планируем ради планирования, делая вид, что у человечества есть будущее. Сколько людей сейчас по-настоящему верят, что мы найдем живое семя?
— Но предположим, вы каким-то образом обнаружите, что агрессивный психопат обладает способной к зачатию спермой. Станете ли вы использовать ее?
— Конечно. Если он единственная надежда, мы используем его. Мы возьмем то, что можно взять. Но матерей будут отбирать самым тщательным образом — по здоровью, интеллекту, и никакого преступного прошлого. Мы попытаемся с помощью селекции избавиться от психопатии.
— Существуют еще центры порнографии. Они действительно необходимы?
— Ими не обязательно пользоваться. Порнография существовала всегда.
— Терпимая, но не поддерживаемая государством.
— Тут нет такой уж большой разницы. Какой вред от этих центров людям, у которых нет надежды? Уж лучше пусть тело будет занято, а ум — оставаться в бездействии.
Тео тогда сказал:
— Но ведь созданы-то они не для этого?
— Конечно. У человека не будет надежды воспроизвести себя, если он перестанет совокупляться. Как только это полностью выйдет из моды, мы пропали.
* * *
Тео и Ксан медленно двинулись дальше. Нарушив молчание, чуть ли не дружеское, Тео спросил:
— Ты часто ездишь в Вулкомб?
— В этот живой мавзолей? Это место приводит меня в ужас. Прежде я изредка бывал там, отдавая долг памяти матери. Последний раз был там пять лет назад. Теперь в Вулкомбе никто не умирает. Что ему нужно, так это «успокоительный конец» посредством бомбы. Странно, не правда ли? Почти все современные медицинские исследования направлены на улучшение здоровья в старости и продление человеческой жизни, а дряхлых становится все больше. Для чего продлевать жизнь? Мы снабжаем стариков лекарствами для улучшения памяти, для поднятия настроения, для улучшения аппетита. Им не нужно лекарство для сна — похоже, они ничем другим и не занимаются. Интересно, какие процессы идут в их старческих мозгах в долгие часы полубессознательного состояния? Наверное, оживают воспоминания, звучат молитвы.