После мёртвого часа я заставил суворовцев привести в надлежащий вид свои постели. Уж я-то проследил, чтобы они были застланы одинаково! Подмёл, убрал комнату и открыл окна, чтобы проветрить.
Во время массовой кружковой работы в общежитии никого, кроме меня, не было. Стол дневального стоит около двери комитета комсомола. Я поглядывал по сторонам, всё время повторяя, как я должен отрапортовать дежурному по училищу или кому-нибудь из начальствующих, если они придут в общежитие. Из комитета комсомола доносился разговор. Шло заседание бюро. Смирнов несколько раз назвал мою фамилию. Найдётся ли на свете такой человек, который, услышав, что говорят про него, заткнул бы себе уши ватой? Ну, и меня, конечно, разобрало любопытство. Я прислушался.
— Хотя Паичадзе на меня обижен, — говорил Смирнов, — но я всё же считаю его своим хорошим товарищем. Он неплохой парень, способный. Если захочет, то и учиться будет не хуже других. Вот по строевой подготовке хромает немного. Иногда и порядок нарушает, но всё же я верю, что с нашей помощью он выправится и из него выйдет хороший суворовец.
— Товарищ Смирнов говорит правду, — сказал секретарь комсомола Арам Григорян. — Хотя Паичадзе и не комсомолец, но мы обязаны помогать ему. Вы члены бюро, и скрывать от вас нечего. Лейтенант Логинов сегодня мне сказал: «Пятнадцать лет служу в Советской Армии, и это у меня первый внеочередной наряд». Паичадзе, конечно, не знает, что это взыскание лейтенант получил по его милости. Если офицер отвечает за своего воспитанника, то почему мы не должны отвечать за своего товарища? Так вот, товарищи, мы обязаны проявить особое внимание к Паичадзе.
Я был тронут этими словами и чуть было не пустил слезу.
Какой я, оказывается, непонятливый и неблагодарный! Я думал, что никто не помнит обо мне, никто не заботится и мне самому надо о себе думать, но вот, оказывается, я ошибался. И у меня есть друзья, да ещё какие! Недаром все товарищи так хорошо отзываются о Смирнове!
Я так был занят своими мыслями, что не заметил, как вошёл в комнату лейтенант Логинов. Увидев его, я вскочил и что было сил крикнул:
— Смирно!!
Строевым шагом я направился к лейтенанту, остановился в трёх шагах от него и отрапортовал:
— Товарищ лейтенант, за время моего дневальства никаких происшествий не было. Докладывает суворовец Паичадзе!
— Вольно! — скомандовал лейтенант.
— Вольно! — повторил я вслед за ним и сразу же осекся.
Только сейчас я сообразил, что в комнате никого нет, кроме меня и лейтенанта. А в таких случаях дневальному нет никакой надобности отдавать при рапорте команду «Смирно».