— Поэтому я и пришел, высокочтимый Гуру, просить тебя о наказании. Это преступление не имеет извинения для женщины в положении Дамаянти. И наказанием за него должна быть смерть. Положи твое решение и вели его исполнить, так как английское правительство и английский верховный судья не будут оспаривать твоего приговора в таком тяжком преступлении против божеских и человеческих законов.
— Это я знаю и не боюсь противодействия, — возразил Гуру, — но тем не менее я решил не налагать приговора, вызываемого таким проступком.
— Не налагать приговора? — возмутился Гурдас. — Прости, почтенный Гуру, но я не понимаю… Неужели преступница, оскорбившая законы богов, нарушившая благодарность и честь, должна жить безнаказанно?
— Ты получишь объяснение. Она не должна жить, не должна оставаться безнаказанной, но надо, если возможно, избавить от позора твое имя и твой дом.
— Мой дом и моя честь вынесли много испытаний, и разве для моей чести не лучше, чтоб виновная понесла наказание?
— Нет, сын мой, — возразил Гуру. — Если б вина ее стала известна всем, тогда другое дело, но пока ее никто не знает.
— Но как же, великий Гуру, может последовать наказание, а преступление остаться неизвестным?
— Ты забываешь сати, жертву вдовы, которая следует за мужем в царство смерти, получая славу святости и принося этим честь и благословение своему дому.
— Велика мудрость достойного Гуру, — проговорил Дамас, низко кланяясь со скрещенными руками. — Его взор видит дальше нашего, он проникает в глубину прошлого и далеко заглядывает в будущее. Да, это верно, таким образом совершится искупление преступления, греховная любовь Дамаянти будет пресечена, и смерть ее высоко подымет дом магараджи в глазах народа.
Улыбка жестокого торжества скривила губы Гурдаса.
— Но она не согласится, великий Гуру, — сказал он подумав. — Принудить ее к этой жертве против воли я не имею власти, особенно, если она обратится к защите англичан.
— Этого она не посмеет, от нее нам скрывать нечего. Мы объявим ей о ее преступлении, она будет знать, что смерть неминуема. Ей придется только выбирать между почетной смертью, которая, может быть, очистит ее от греха и откроет путь в место священного покоя. Спасти ее не может даже верховный судья, так как по индусским законам ее преступление должно быть наказано. Если в ней есть еще хоть искра чести, она предпочтет почетную смерть смерти преступницы.
— Ты прав, достойный Гуру, — согласился Гурдас, склоняясь до земли. — Прости, что я мог хоть минуту усомниться.
— Боги умудряют своего слугу, — отвечал Гуру. — Во мне говорит мудрость Брамы, а не моя. Чтобы доказать тебе, как я желаю спасти от гибели душу жены Нункомара очистительным огнем и сохранить твоему дому почитание народа, я сам поеду к тебе, сам возвещу мою волю Дамаянти, а если она не согласится на жертву, я объявлю ей мой приговор.