— А почему планета называется Кромка?
— Это граница между мирами живых и мертвых, поэтому и Кромка. Но об этом позже поговорим, на следующем привале. А пока…
Повольник хотел сказать что‑то еще, но Елена резко щелкнула пальцами и мужчины моментально схватились за автоматы. Они вскочили на ноги и бросились к лазу, а снаружи раздался голос еще одного мужчины:
— Кольцо, мертвяки! Три десятка! Через пятнадцать минут будут здесь! Уходим!
— Подъем, Олег! — Кольцо кивнул на полупустой рюкзак Каюмова. — Хватай вещички и бегом за нами! Отстанешь, пропадешь! На нас вышли живые мертвецы. Не сказочные, мать их так, а самые, что ни на есть, настоящие. Это не шутка. Все ясно!?
Мне оставалось только согласно мотнуть головой, которая все еще болела. После чего я поднялся. Пошатываясь, подошел к рюкзаку, с трудом взвалил его на плечи, и вслед за повольниками, которые быстро закинули на себя поклажу, выполз наружу и оказался в залитом солнцем овраге. Помимо уже знакомых личностей, здесь находился еще один боец. Если судить по автомату и одежде, тоже повольник. Он что‑то нашептывал лидеру и, выслушав его, Кольцо прошипел:
— Уходим к реке! За мной! Не отставать!
4
Легкой трусцой, словно не было за плечами поклажи, повольники побежали в сторону выхода из оврага, а я последовал за ними. Что происходит, разумеется, не понимал. Но чувствовал, что если отстану от группы, со мной случится нечто плохое. Поэтому спешил, как мог.
Легкий рюкзак, который не был подогнан под меня, бил по спине и постоянно съезжал набок. Грязная одежда быстро пропиталась потом. А еще давала знать о себе слабость после удара по голове. В общем, было тяжело и через пару километров, когда повольники выбежали на извилистую звериную тропу, я упал.
Группа на меня внимания не обратила. Повольники продолжали бег, и только Елена остановилась.
Женщина смерила меня оценивающим взглядом, вынула из внутреннего кармана куртки кусок липкой черной смолы и спросила:
— Жить хочешь?
— Да, — просипел я, после чего попробовал встать, но не смог.
Елена вложила в мою ладонь кусок смолы и сказала:
— Жуй, но не глотай. Он сам растворится. Это поможет. И не останавливайся. Беги. Остановка — это смерть. Очень поганая смерть.
— Ага!
Я закинул в рот смолу, которая была на вкус сладковато — приторной и пахла, словно гречишный мед. Зубы впились в мягкую, но противную субстанцию. Ароматная слюна потекла по пищеводу, и спустя минуту я почувствовал, что боль уходит, а голова очистилась от посторонних мыслей. Наступила легкая эйфория и мне показалось, что я готов свернуть горы.