Маронов извещал окружного чусара:
«Кендерли. Саранчёвая. Атака первого возраста отбита. Необходимо усиление отряда».
Акиамов отвечал:
«Ждите батальон Осоавиахима. Шлите трёхдневки борьбы».
Маронов обозлился; самолётные разведки, предпринятые на юго-запад от Дюшакли, приносили унылые сведения, — разве не были они известны Акиамову? Чего же медлил он? Южные Кара-Кумы оказались сплошь заражены кубышками; о том же самом сообщал и профессор в сапогах, который, несмотря на свою астму, целыми неделями шнырял по пустыне, вынюхивая что-то из барханов; он много помог делу, это была какая-то неукротимая саранчёвая смерть в сапогах-самоходах; может быть, он старался доказать республике необходимость своей науки? При установленном стремлении всех прямокрылых к северо-востоку, Дюшаклинский оазис в самом недалёком будущем становился плацдармом неслыханных сражений с шистоцеркой; в случае пораженья под удар становилась вся правобережная часть Узбекистана. Всё новые кулиги вступали в эту неравную игру; их головы, пятнистые и скрюченные, как лапа бухарского эмира, уже поднимались над Аджи, а хвосты их ещё терялись в Афганистане. У сусатанского пограничника выработался особый лаконический стиль: летит, жрёт, спаривается, дохнет, линяет, отрождается. Возрасты перепутались, и это также замедляло борьбу, ибо различие их соответственно меняло оружие республики. Первый возраст требовал опылителей, последующие — канав и железных барьеров, а лётная — отравленной приманки. Практика выработала точнейший рецепт смерти — жмыховая мука, мышьяковистокислый натр, вода.
Штаб верховного чусара начал стягивать силы под Кендерли, когда Маронову уже и злиться надоело. Акиамов замышлял превентивное наступление в пески. Главный удар предполагалось вести клином от Кендерли на Сухры-Кул, с расчётом взять отродившиеся кулиги в кольцо и очистить треугольник пространства, образованный этими двумя пунктами и горько-солёным колодцем Ельгин-Кую. В развитие этого плана во всех крупных приречных центрах спешно создавались материальные базы, но пополнялись они туго. Всё, присылаемое от главного штаба, мгновенно рассасывалось по районам, и создание сколько-нибудь устойчивого запаса оказалось невозможным. По смете Маронова и расчётам неугомонного профессора, который к этому времени уже сменил сапоги на лёгкие спортивные туфли, для наступления требовался минимум в тысячу триста человек, четырнадцать тонн мышьяку, двенадцать тысяч кольев и шесть тысяч железных щитов, посредством которых шистоцерка загонялась в ловчие траншеи. Высшая власть забронировала за Акиамовым свыше четырёх тысяч листов оцинкованного железа. Акиамов упирался на своей цифре, и телеграммы его стали походить на постукивание кулака по столу; тогда, несмотря на протесты местных коммунальных хозяйств, объявлена была мобилизация всего вообще листового железа в Туркмении.