Бомбы на город падали каждый день. Впервые мне пришлось увидеть разбомбленный дом. Он стоял на Английской набережной между бывшим турецким посольством и дворцом Великого Князя Михаила Романова. Видимо, бомба упала рядом с домом, так что обвалилась вся его наружная стена, и можно было увидеть все его этажи, как на музейном макете. В комнатах продолжали висеть картины и люстры, и даже кровати с подушками и диваны остались на своих местах. Большинство Жителей дома спаслись, так как успели уйти в бомбоубежище.
В горах обрушившегося кирпича перед домом можно было видеть обломки мебели, посуду, шкафы с вывалившейся из них одеждой и разбросанные старинные книги в переплетах. Мне попались на глаза страницы из «Божественной комедии» Данте со знаменитыми гравюрами Густава Доре, изображающими ад. Это выглядело как аллегория.
К сигналам воздушной тревоги мы постепенно привыкли, по времени они совпадали с нашим ужином, поэтому мы не утруждали себя тащиться в бомбоубежище. Однажды в октябре мы ели гречневую кашу и слушали привычный лай зенитных орудий. На этот раз он показался необыкновенно громким, стреляли где-то совсем рядом. И вдруг мы услышали грохот, и весь наш дом стало трясти так, что сковородка на керосинке заплясала и с потолка посыпались хлопья штукатурки. От неожиданности все мы пригнулись. Где-то снаружи, во дворе, послышался звон разбивающихся стекол. Погас электрический свет. «Или в наш дом, или в соседний!» Очнувшись, я бросился к окнам. Они остались невредимыми, видимо, марлевые наклейки на стеклах их спасли. «Быстро все пошли в подвал!» — скомандовала мама. Но потом, поразмыслив — «Дважды в одно и то же место бомбить не будут» — отменила свой приказ. Кашу мы доели уже при свечах.
Наутро выяснилось, что упали сразу две большие фугасные бомбы на соседней с нами улице во дворе знаменитой типографии «Печатный двор», где печатались агитационные плакаты, которыми был заклеен весь город: «Родина-мать зовет», «Все для фронта — все для победы», «Все на оборону Ленинграда!» или «Напоролся!» — карликовый Гитлер повис на штыках защитников Ленинграда.
Этот случай был для всех нас уроком. На следующий день все, кроме Насти, по сигналу тревоги, мы впервые спустились в подвал бомбоубежища. И так происходило каждый день, и длилось примерно неделю. Но потом страх опять прошел, и я продолжал во время налета ходить следом за бойцами противопожарной охраны дома то во двор, то на крышу.
На город сбрасывались не только фугасные, но и зажигательные бомбы. Это были изящные пузатенькие бомбочки с начинкой от двух до десяти килограммов зажигательной смеси. Сгорая на земле, они оставляли после себя красивый металлический хвостик, фюзеляж. За этими хвостиками и за осколками зенитных снарядов мы, мальчишки, охотились. Особенно ценились части, где были хоть какие-нибудь буквы или цифры. У некоторых ребят появились целые коллекции, в которых красовались экземпляры самых причудливых форм. В школе шел бойкий обмен этими редкостями. Мне, например, очень не везло: одни только осколки, но ни одного хвостика, так как на наш дом так и не упало ни одной зажигательной бомбы. По соседству с нами Плановый институт в одну ночь прямо засыпали «зажигалками», но когда я туда подоспел, все уже было подобрано.