Так вот, Николай Иванович Стахов не давал покоя Топорнину, все время уличая его в выдумках то про Париж, то про Гражданскую войну. Например, только Топорнин удобно устроится и умчится в своих рассказах в свое «героическое прошлое», как идет к нему Стахов.
— Ну, вы его подержите, пока я закончу рассказ.
И мы его «держали», но Стахову то и дело удавалось вырваться от нас, и спор загорался вновь.
Как-то умчался Топорнин в своем рассказе в сладкое прошлое, когда ему посчастливилось лично встретиться с Его Императорским Величеством Николаем Вторым в Зимнем дворце. Будто бы его друг — приват-доцент русской истории — был учителем наследника престола и два раза в неделю давал уроки во дворце. Однажды Топорнин упросил взять его с собой на урок и тот, долго отнекиваясь, наконец, согласился. Прошли они через дверь левого крыла дворца и расположились в учебной комнате. Вдруг, во время занятий, дверь неожиданно растворилась, и на пороге появился сам император. Подает руку доценту, а затем и ему. Спрашивает: «Кем будете?». Он, конечно, представляется полным именем и званием. Император на секунду задумывается и говорит: «Вспоминаю, что что-то слышал об одном из Топорниных, о его храбрости в Турецкую компанию».
— Так мы и познакомились, — заключил Алексей Николаевич. — Он, знаете ли, мал ростом и с голубыми глазами и…
И здесь его прервал Стахов:
— Когда это было?
— Не мешайте! — отбивается Топорнин. — Летом 16-го года.
— Этого никогда не могло быть: во-первых, вас никогда бы не пропустили во дворец без сопровождения, и, во-вторых, в это лето император был постоянно на фронте под Псковом.
— Верно, верно, — кивает Топорнин. — Но он приезжал, чтобы повидаться с семьей.
— Не приезжал! Доподлинно известно! — рубит Стахов.
— Так значит, получается, что я лгу! — встает Топорнин.
— Я этого не сказал, а только то, что так быть не могло!
— Если не могло, так, значит, это ложь?
— Ну, это уж как вам будет угодно.
— Нет, ну вы понимаете, — обращается к нам Топорнин, — я оказался лжецом! Я требую, чтобы вы сейчас же взяли свои слова обратно!
— Я ведь никаких таких слов не говорил. Слова произносили вы.
— Я требую ответа, милостивый государь! Или…
— Что или, Алексей Николаевич, что же или? — подтрунивает Стахов.
Здесь уж мы с Павлом встаем, рассаживаем их и не разрешаем говорить. Говорим теперь мы: мол, «Николай Иванович выразил только свои возражения, но никак не оскорбил Алексея Николаевича. Однако мы должны заметить, что Николай Иванович очень вызывающе вел спор и впредь должен от этого воздерживаться. То, что рассказывает нам Алексей Николаевич весьма интересно, и мы не хотим, чтобы его перебивали».