Обнаружил я и место, где стоял стрелок. Он курил папиросы «Герцогине Флора»!
Ночью кто-то неистово стучит ко мне в окно: «Зоотехник, на станции авария!».
Это был ночной дежурный. Встал движок электростанции, и подача энергии в инкубатор прекратилась, он остывал.
Я послал посыльного поднимать механиков, а сам поспешил пешком на станцию. Дежурный механик уже копался в машине: виновато было плохое горючее — в мазуте было много минеральных примесей, они забили форсунки двигателей. Инкубатор и лежащие в нем яйца медленно остывали, температура снизилась до 18 градусов. Как может отразиться это на всем процессе, я не знал. На всякий случай я распорядился отапливать помещение дровами, чтобы температура не упала еще ниже.
Прошло несколько часов, шла разборка и прочистка машины. Стало уже светать. Появился и Чечин. Он был не один, с ним в санях сидел еще какой-то человек. Как оказалось, это был следователь прокуратуры. Трус Чечин, вместо того, чтобы сразу прибыть на станцию, бросился сначала в прокуратуру докладывать об аварии. Как же, ведь работают ссыльные, того гляди диверсию совершат!
Следователь сразу же ухватился за отстойники машины, где был осадок от мазута. Аккуратно переложив пробу в баночку, он стал ходить вокруг и ложкой брать пробы песка из окружающей почвы. Легко было догадаться, что прорабатывается версия вредительства: «песок был брошен в топливо!».
Чечин разговаривает со мной почти шепотом, как будто бы случилась не авария, а произошел заговор.
— Нет ли каких-либо признаков проникновения посторонних лиц в помещение инкубатора?
— Нет.
— Не мешало бы опечатать все двери.
— Это невозможно, я должен наблюдать за процессом — там 20 тысяч яиц.
— Тогда это все вы берете на себя…
В эту минуту я заметил, что следователь уже усаживается в сани, чтобы ехать обратно. И здесь меня осенила мысль: он же ведь не взял пробы из запечатанной цистерны с мазутом! Ведь там же могут быть такие же примеси. Говорю это Чечину, а он мне:
— Да вы ему не мешайте, он знает сам, что делать.
Вот именно «знает»! Бегу к саням и пытаюсь все это объяснить следователю. Маленькие глазки на пухлом лице прищурились, моя активность казалась ему подозрительной. Однако, видимо, он сообразил, что может быть обвинен в некомпетентности. Он выходит из саней и идет брать пробу из новой, нераспечатанной цистерны. Я беру каплю мазута со дна и чувствую на пальцах твердые частицы. И тут же еще одна мысль возникла у меня:
— Удостоверьтесь, пожалуйста, что бочка не была распечатана.
Ну, а теперь пусть попробует начинать дело!