– За день до нашего знакомства, – поняв, что от неё не отстанут, призналась Элька. – Помнишь, у меня коленка тогда была в зелёнке. Это я от них убегала. Тётка меня в машину хотела запихнуть. Её и водителя я хорошо запомнила и пока не встречала.
– Им изменить внешность – что тебе семечек погрызть, – «успокоил» её защитник.
– Выходит, любой из встреченных нами может быть… – она с опаской оглянулась назад.
– Я пока плохо разбираюсь в местной обстановке. Но могу сказать – если вас назначили арбитрами, значит, стоит опасаться всех – и городских, и лесных, – продолжал нас «радовать» Флейтист.
– Когда разберёшься, предупреди. Я зубы получше почищу и кофту поярче подберу, чтобы было в чём отметить столь знаменательное событие, – съязвила Элька.
– Дети! – Валентин принялся отстёгивать с ремня скейт. – Подумайте на досуге, кем были ваши обожаемые герои сказок, пока не появились люди? Туманом над болотами – бесформенным и бессловесным.
– Как говорит тётя Даша – «ни рожей, ни кожей не вышли», – встряла Анютка.
– Именно, – согласился защитник. – С появлением людей у них появился и облик, и искусство, и архитектура. Они держатся только за счёт магии и вас, дорогие люди. Исчезни вы, они тоже расползутся, расплывутся туманом, лишившись формы и силы. Городские кричат, что именно они «двигают» ваш прогресс. Глупости, я прошелся по всем научным учреждениям города. Вклад эльфов минимален. Они слишком много о себе думают.
– Но Валентин, – начал я, вспоминая вдохновенную речь Славика.
– Поехали! – Флейтист не захотел продолжать разговор. – Раз, два – мини-троллейбус отправляется. Кто не успел – тот пешком.
Мы не стали спорить, помчались домой. Помчались, чтобы на подоконнике обнаружить предписание прибыть на площадь Победы, в строение 44-в к 11 утра 21 сентября. Нас официально назначили арбитрами городских. Всех четверых.
Ночью мне снились странные, беспокойные сны – яркие до невозможности и пугающие своей реальностью. Я был один в незнакомом лесу – молчаливом, чахлом и больном, пропахшем гниющими листьями. Покорёженные, изуродованные неведомой хворью ели покрывала свалявшаяся пыльная паутина. Некогда белые стволы берёзок заросли древесным грибом, а трепещущие желтеющие листья оказались изъедены до состояния кружева, на скорую руку сплетённого неумелой мастерицей.
Небо… Неба не было. Вместо него над верхушками деревьев катились волны. Такая же картина получается, если нырнуть поглубже и посмотреть из воды наверх. Солнце просвечивало сквозь колеблющуюся плёнку яркими пятнами, но свет его недотягивался до земли, рассеивался в воздухе. Мне порой казалось – он сам светится.