Ей исполнилось шестнадцать. Это была уже созревшая женщина. Она жаждала вкусить и подарить полной мерой высшее наслаждение, назначенное природой – взаимную любовь.
Ефрем был воспитан в строгости. Сильные желания свои он подавлял как непристойные. Если бы не внезапная их любовь, он никогда бы, наверное, не позволил себе без родительского или церковного приказа прикоснуться к запретному, даже и легкодоступному. Так и дожил он до тридцати лет, не ведая сладостей женского тела.
Поэтому, когда девушка оказалась так близко, он поначалу растерялся и не знал, что надлежит ему делать. За него все сделала сама любовь. Для него все вдруг исчезло. Он про все на свете забыл и поплыл, поплыл словно в сладком сонном потоке и все, как и положено, как у всех влюбленных, случилось само собою…
Прошла первая для них сладкая ночь, сменившаяся днем томительного ожидания. Прошла вторая, третья… и еще целый месяц. Гюльсене каждую ночь исчезала из дворца, и Ефрем, встретив ее, увозил к себе. Под утро влюбленные прощались у потаенной двери в дворцовой стене. И всегда их путь охранял верный Семен и его люди. Все настолько утомились, что едва волочили ноги, часто засыпая днем на ходу. Однажды Семен сказал:
– Ты бы поостерегся, Ефрем. Мы-то ладно, выкрутимся, девку погубишь.
– И то верно, – согласился Ефрем.
Пришлось любовникам видеться реже. Встречи их стали долгожданнее и потому еще желаннее. Но влюбленные все же доставляли своим телохранителям множество тревог. Они вели себя при встречах так, словно вокруг ничего и никого не было. В пути от дома до дворца могли громко засмеяться или разговаривать. Семен как-то заворчал даже:
– Нельзя так! Долго ли до беды?
– Да брось ты, друг мой милый, – бесшабашно ответил Ефрем. – А может, тебе завидно стало, али ты стар стал, а? – пошутил он.
– Тю-у, старые-то мы с тобой об одной поры! А ентого дела-то, я, поди, поболее тебя видывал!
– Так это когда было-то! Еще в России небось!
– Зачем только там? – Гордо сощурился Семен как кот на солнцепеке. – Здеся тоже женок сладких можно сыскать… Это же только снаружи бабы здешние от чужих глаз сокрыты. Внутри-то, за паранджою у их прямо пожар полыхаить!.. Здешним только попадись! Ноги уволочешь ли?..
Он сладко потянулся.
– Смотри, не замурлыкай! – подсмеивался над млевшим другом Ефрем.
– Это они, сладенькие, мурлычут… Ох, хитры же бестии… В любом караван-сарае есть человек, который сыщет тебе хуч гулящую, хуч замужнюю. А уж ежели котора девка или баба сама тебя приглядит, то держись!.. Да как им, бедолагам, и быть-то. Их ведь как и у нас шиш кто спросит про любовь-то, – грустно закончил Семен.