– Доказательств более тебе не надобно… Ну а ежели признаться во всем пожелаешь, то заранее выбери себе или канаву, или кол на базаре!
– Что ты, – вздрогнул Махмуд, – помилуй меня Аллах!..
– То-то. Ну, прощай! Грамота тебя в пути прокормит!..
Когда Махмуд скрылся из вида, Семен спросил:
– Ефрем, может, мы зря лекаря-то отпустили?
– Нет, не зря, – ответил Ефрем. – То, что он успел передать своим, уже не вернешь. Данияр-беку, конечно, доложили, что он ворота бухарские миновал в ту ночь. Нас если и заподозрят, то не сразу. Да и лазутчики бухарские, что по всем дорогам здешним есть, до поры сообщат, что и лекарь проезжал, и мы тоже. Значит, в Бухаре долго думать будут, что погоня всамделешная. Тогда искать нас самими не скоро соберутся.
– А как же мы теперь без посольской грамоты? – спросила с тревогой Гюльсене. – Нас любой схватить может.
– Не схватит, – улыбнулся Ефрем и достал из-за пазухи свиток. – Это тоже посольская грамота.
– Как! – изумился Савва такому фокусу.
Ефрем улыбнулся:
– Когда писарь правителя делал мне сей пропуск, то за триста золотых изготовил два одинаковых… и печати подлинные приложил… Подпись, правда, сделал за аталыка, но весьма искусно, шельмец!.. Так что мы по-прежнему послы бухарские, можем трогаться в путь!
– Куда этот путь-то? – проворчал Семен. – Дом вона где, а нас понесло куда-то к чертям в пекло, в другую сторону совсем.
Только после этих слов Ефрем вдруг подумал о том, что он в пылу, в суматохе не учел, что ежели для себя он выбрал эту дорогу ради дела, то спутников своих он подвергает теперь смертельной опасности совсем неоправданно. Но делать нечего, надо двигаться вперед. И отряд тронулся в путь.
Шел восьмой год необычного путешествия русского солдата по загадочным, сказочным восточным странам.
Далее без приключений бухарские беглецы достигли города Маргелана. Здесь Ефрем решил дать своему отряду отдых, осмотреться самому. Места были вовсе не ведомые. Стоило осторожно решить, что делать далее. Выдавать себя за посла впредь становилось опасным. Посол – тот же шпион. Его могли задержать или отослать обратно. Тогда пришлось бы убегать. Лучше было затеряться. Хотя посольская его грамота и была выписана аж до Кашмира, он не хотел, чтобы ненароком весть о нем как о после донеслась до Данияр-бека из мест после Коканда, так как для всех именно здесь они и сгинули… Иначе бухарский аталык все бы понял, и оставшимся в Бухаре русским уже ничто не помогло бы избежать мученической смерти.
Ефрем сказался властям купцом-ногаем, так называли татар-торговцев из России. Золото, скопленное на долгой бухарской службе, сыграло и здесь свою роль. Местный чиновник, ведавший сбором пошлин, за изрядный куш приложил печать к бумаге, подтверждавшей их состояние, составленной самим же Ефремом, якобы взамен утерянных российских бумаг. Спутники Ефрема числились слугами купца. Гюльсене по-прежнему носила мужскую одежду и наотрез отказалась представляться невольницей. Объяснила она это тем, что женщина-мусульманка, предназначенная для вывоза в Россию вызовет излишнее любопытство, с чем не мог не согласиться Ефрем. Он только строго приказал спутникам меньше шататься по базарам без него. Сам же он посещал чайханы, базары, заводил новых знакомцев среди приезжих и местных торговцев. Все примечал, выспрашивал, но осторожно, под видом торгового интереса.