Чудовища!
Только 21 октября я был в состоянии взяться за перо. Я написал сестре: «Моя нежная, добрая Софи, пожалей меня. Только ты можешь понять, в каком я сейчас состоянии. Той, за кого я отдал бы тысячу жизней, больше нет. Господи, чем я заслужил Твой гнев? Ее больше нет! Я не знаю, как жить, как вынести эту боль. Для меня все кончено. Я не сумел умереть рядом с Нею. Теперь я обречен влачить существование, которое станет моей вечной болью и вечным упреком. Только ты можешь чувствовать, как я страдаю. Как мне нужна твоя нежность… Плачь со мной, моя Софи. Я не в силах больше писать. Я не знаю о судьбе других членов Семьи. Господи, спаси их! И сжалься надо мной…»
11 июня 1799 года. Заканчиваю описание дня.
Я еще раз прочел Ее письма.
Полночь… не могу уснуть… Да, бумагомарака мертв, но он отравил мою совесть! Как ловко он все повернул в своем рассказе, негодяй!
Сейчас придет она… Все это время рядом со мной живет она – его подарок. Я скрываю ее в замке от посторонних глаз… И теперь каждую ночь… прочитав сначала Ее письма… я звоню в колокольчик. И тогда появляется она – «другая». Входит в комнату… я не велю ей раскрывать рта… Она раздевается, и Ее тело оказывается рядом со мной… И мираж абсолютен… Когда Софи увидела ее, она упала в обморок. Я не могу теперь жить без этой шлюхи… как она не может жить без вина…
Она идет… Кажется, опять пьяна..
15 июня. Я получил письмо от мертвого Бомарше. Он продолжает существовать в моей жизни и после смерти. Не забывает меня»
Привожу полностью его письмо:
«17 мая 1799 года, полдень.
Готовясь отправиться в далекий путь (кстати, утро обещает сегодня отличную погоду), я решил переслать Вам, граф, некоторые подробности из прошлого, которые Вас весьма заинтересуют.
Вскоре после казни короля я очутился за пределами Франции.
Следя за бурями в Париже, за начавшейся схваткой революционных партий, в спокойной Европе почему-то решили, что революция забыла о королеве. Но я ждал. Я отлично знал, что моего Фигаро можно обвинить в чем угодно, но не в забывчивости. Я не сомневался, что они убьют ее в конце концов. Недаром Дантон, мой сосед по Латинскому кварталу – рябой, курносый, с огромными ноздрями и волосами, похожими на проволоку, – искренне заявил: «Мы будем их убивать, мы будем убивать этих священников, мы будем убивать этих аристократов… и не потому, что они виновны, а потому, что им нет места в грядущем, в светлом будущем». Таков закон революции. Но Дантон не знал еще один ее закон, который сформулирует другой революционер… правда, слишком поздно. Поднимаясь на эшафот, где его уже поджидал папаша Сансон, жирондист Верньо выкрикнул эти слова: «Революция, как Сатурн, пожирает своих детей. Берегитесь! Боги жаждут!»… Забавно: они все жили в Латинском квартале – Дантон, Демулен, Марат. Молодежь Латинского квартала… А в одном из дворов здесь жил старик Шмидт – друг палача Сансона. Он так облегчил всем жизнь – ведь это он придумал гильотину. И они ее всласть попользовали… пока она не попросила на помост их самих… Но полно, философия – не мой конек.