– А мать? А брат?
– Твой брат был сорвиголова, и сам подписал себе приговор. А мать мы кокнули просто до кучи. Дэнни сказал моему отцу, что, если и их убрать, тебя будет легче сломать.
Кейн медленно в воцарившейся тишине сжала кулаки до хруста, потом разжала их. Наконец, она спросила:
– Что-нибудь еще?
– Клянусь, я больше ничего не знаю.
– Нет, Джино, было кое-что еще, и за это ты дорого заплатишь. – Кейн жестом подозвала того, кто явился последним, подождала, пока этот человек подошел к бассейну, и продолжила: – Информация об остальных членах моей семьи была полезной, но ты не ответил еще на один вопрос.
Кейн приняла из рук вновь пришедшего сверток, который оставался вне поля зрения Джино. Брат Мука, работавший на Винсента Карлотти, стоял в шаге от Кейн.
– А как же моя сестра Мари? Джино, поговорив с твоим братом на эту тему, я должна спросить тебя, как все было?
– Это все Дэнни.
Еще один рывок, и Джино заткнулся. Когда Кейтлин перестала тащить, он стоял по уши в воде, и ему приходилось задирать голову, чтобы дышать и говорить.
– Если Стефано сказал тебе что-то другое, он врал, врал, ублюдок!
– Ублюдок был вмазан основательно, когда я с ним разговаривала, так что ложь исключается.
Он не видел Кейн, а лишь слышал ее голос, немыслимо искаженный, отраженный от воды. Джино попытался обернуться к Кейн.
– Единственное положительное качество того дерьма, что вы толкаете на улицах, заключается в том, что оно отшибает тормоза, и тебе становится все равно на какие вопросы отвечать, потому что ты не боишься последствий. Наверное, состояние, и в правду, эйфорическое, если начинаешь чувствовать себя неуязвимым. Но, в конце концов, кока просто сломала сознание и тело Стефано. Кто бы мог подумать, что он был таким хрупким…
Джино повернул голову влево, в ограниченной зоне обзора показалась Кейн. Слабый лунный свет неясно очерчивал ее профиль. Сверток, который был у нее в руках, начал трястись, а потом послышался детский плач. У Джино кровь застыла в жилах.
– Нет, Дьявол… Прошу тебя, нет!
– Вот, наконец-то, ты сказал это. Я, помнится, произнесла эту фразу три раза в жизни, – Кейн развернула одеяльце. Мальчик походил на мать, беспутную женщину, которую Кейн видела в ресторане. – И каждый раз я отчетливо помню, ведь я стояла у гроба.
– Кейн, это ведь просто ребенок, – Джино видел, как мелькнул малюсенький кулачок, точно малыш хотел поиграть с Кейн.
– Не переживай. Я с ним буду куда более милосердна, чем ты с Мари. Она была таким же невинным ребенком, невзирая на то, сколько провела на этой земле, прежде чем ты отнял у нее жизнь. Самым бесчеловечным способом, какой только смог изобрести твой маленький гнилой мозг. Она была невинна, но это не остановило тебя.