Придется идти на Прагу и капитану Горшкову со своими людьми. Впрочем, Горшкова это устраивало — очень уж обрыдли комендантские обязанности, хлебнул он достаточно, на всю оставшуюся жизнь. Горшков жалел, что у него не хватило решимости отвергнуть предложение подполковника, не хватило, наверное, потому, что фрукт был очень уж неведомый — скрипучий стул коменданта, если бы он знал, что это за пряник, то пошел бы к генералу Егорову и отбился.
А пока надо было отыскать того, кто застрелил маленького лейтенанта-сапера. Память о нем требовала того.
Для начала надо было понять, какие части стоят в Бад-Шандау. Крупных частей было две — два полка, артиллерийский и стрелковый, все остальное — по мелочи: передвижная мастерская по ремонту танков, неведомо как тут очутившаяся, рота связи фронтового подчинения и небольшая группа разведки, прибывшая из штаба армии — вот и все бойцы.
Рота связи отпадала сразу — это была женская рота, командовала девушками пожилая женщина в звании старшего лейтенанта, группа армейской разведки также отпадала, ее Горшков знал, да и в тот момент, когда погиб лейтенант Кнорре, она ходила на тот берег Эльбе.
Оставались два полка и танковая мастерская. Оказалось, что мастерская эта состояла сплошь из стариков, очень умелых, которые могли приклепать палец к носу так прочно, что хрен оторвешь, а главное — боли не почувствуешь. Руководил мастерской подслеповатый инженер-капитан, в несколько раз лучше разбирающийся в многомудрых механизмах, чем в человеческих отношениях. Он встретил Горшкова, будто большого начальника, стоя, через десять минут выстроил во фрунт своих подопечных — седых и лысых, очень усталых людей, которые были рады передышке, которую получили в Бад-Шандау.
— Вот, — сказал начальник мастерской и обвел шеренгу заскорузлой рукой, в которую, кажется, навсегда въелось машинное масло, — все мои люди налицо. — Добавил с некоей нежностью в голосе: — Очень даже хорошие люди. Опытные ремонтники.
В строю стояло восемнадцать человек, кое-как одетых, кое-как подпоясанных, держать строй неспособных, но очень ценных, ценность их Горшков представлял очень хорошо, каждый из этих стариков стоил целого взвода танков.
— Вольно, — сказал им Горшков, притиснул ладонь к пилотке, — извините, что побеспокоил вас.
— Ничего-ничего, — понимающе смежил глаза под толстыми стеклами очков инженер-капитан, махнул рукой. — В жизни всякое бывает. Удачи вам!
— И вам, — Горшков снова притиснул ладонь к пилотке, — и главное — здоровья.
— Здоровье никому из нас не помешает. — Инженер-капитан улыбнулся застенчиво, в скошенном раздвиге губ показались серебристые коронки зубов, он поклонился Горшкову. — И удачи вам в ваших делах…