В этом я тоже ошибся.
Первой проблемой стало то, что Элизабет Бек наотрез отказалась уезжать. Я приказал ей брать Ричарда, садиться в «кадиллак» и убираться ко всем чертям. Но она отказалась. Она стояла на скалах с распущенными волосами, и ветер трепал ее одежду.
– Это мой дом, – решительно заявила Элизабет.
– Очень скоро он станет ареной военных действий, – сказал я.
– Я остаюсь.
– Я не могу оставить вас одну.
– Я никуда не поеду. Только вместе с мужем.
Я не знал, как на нее повлиять. Растерянно стоял на месте, все больше замерзая. Ричард обошел меня и посмотрел на море, затем повернулся ко мне.
– Это было здорово, – с восхищением произнес он. – То, как ты с ним расправился.
– Нет, он сам расправился с собой, – возразил я.
В воздухе с громкими криками носились чайки. Борясь с ветром, они кружили над океаном ярдах в сорока от берега. Время от времени они ныряли и что-то подхватывали с гребней волн. Доедали плавающие на поверхности останки Поли. Ричард долго смотрел на них.
– Поговори с матерью, – сказал я. – Ты должен убедить ее уехать отсюда.
– Я никуда не поеду, – повторила Элизабет.
– И я тоже, – сказал Ричард. – Здесь мы живем. Мы семья.
Они еще не оправились от шока. Спорить с ними было бесполезно. Поэтому я решил запрячь их в работу. Мы вернулись на дорогу, медленно, молча. Ветер рвал нашу одежду. Я прихрамывал из-за ботинка. Остановившись там, где начинались кровавые пятна, я подобрал устройство электронной почты. Оно оказалось сломанным. Пластиковый экран треснул, питание не включалось. Я убрал его в карман. Затем нашел каблук и, сев на асфальт скрестив ноги, приладил его на место. Ходить стало проще. Мы подошли к воротам, отперли их, и я надел пиджак и плащ. Застегнулся на все пуговицы и поднял воротник. Затем я въехал на «кадиллаке» в ворота и поставил его у домика привратника. Ричард снова запер ворота. Я вошел в домик, поднял крышку ствольной коробки российского пулемета и достал ленту с патронами. Снял пулемет с цепей. Вышел с ним на пронизывающий ветер и положил пулемет наискось на заднее сиденье «кадиллака». Вернулся в домик, свернул ленту с патронами и убрал ее в коробку, а затем снял цепь с крючка под потолком и выкрутил сам крючок. Отнес коробку, цепь и крючок в багажник «кадиллака».
– Я могу чем-нибудь помочь? – предложила Элизабет.
– Там двадцать коробок с патронами, – сказал я. – Они будут нужны все.
– Ноги моей больше там не будет, – сказала она. – Ни за что на свете.
– В таком случае, полагаю, вы ничем не сможете мне помочь.
Я носил по две коробки, поэтому мне пришлось ходить за ними десять раз. Я до сих пор не согрелся, и все мое тело ныло от боли. Во рту по-прежнему ощущался привкус крови. Я уложил коробки в багажник и на пол перед задним, а также перед передним правым сиденьями. Затем сел за руль и повернул зеркало. У меня была рассечена губа, а десны кровоточили. Передние верхние зубы шатались. Это меня расстроило. Зубы мои всегда были кривыми, а с годами они к тому же и обкололись, но они появились у меня, когда мне было восемь лет, и я успел к ним привыкнуть. К тому же других у меня не было.