Глава 35. Оптические исследования
Некоторое время спустя на суд коллег по Академии и приглашенного представителя высшего армейского командования — фельдмаршала Апраксина была представлена «ночезрительная труба». Сей небольшой телескоп испытали безлунной ночью на каланче Васильевского острова — она позволяла ясно видеть в темноте на расстоянии морской мили. На палубе корабля, стоявшего на рейде примерно на таком удалении, было замечено, как какой-то вахтенный моряк развлекается с девкой, тайком ввезенной на борт.
Однако фельдмаршал отверг прибор под тем предлогом, что кавалеристы отказываются воевать ночью, а для линейной пехоты и егерей видеть так далеко нет нужды. Шумахер и его зять Тауберт с радостью его поддержали.
— А про моряков они подумали?! — сокрушался Гавриил Степанович, выпивая с горя в компании Вертоградова, которому поведал сию историю в живописных деталях сочным русским языком.
Лодья изобрел зеркальный телескоп, который с той же радостью отвергли академики. Однако один образец его почему-то оказался в Англии, где немедленно был скопирован. Впрочем, возможно, он попал туда через Берлин, так как Лодья поддерживал переписку с Эйлером и посылал ему образцы многих изобретенных им приборов.
Надо сказать, что в лаборатории при стекольном заводе Лодья велел поставить сыродутный горн и муфельную печь. Сюда же он перевез найденный им в предгорьях Урала аэролит. Постепенно, отделяя от железокаменного небесного гостя звездный металл, он плавил его и выковывал различные трубки, рамки и другие детали оптических приборов. В них он вставлял те самые странные радужные и односторонне-прозрачные линзы, о которых уже упоминалось. По-видимому, изготовленные им из этих необычных составляющих оптические приборы позволяли сильно расширить возможности его научных штудий. В целом их направление неясно для последующих исследователей. Возможно, важную роль сыграло очевидное сродство деталей сих приборов с небесной сферой.
Одно из упоминаний содержится в письме Леонарду Эйлеру в архиве, который он привез с собой, вернувшись в Россию. Молодость и старость великого ученого были связаны с Россией. Но зрелые годы, а именно четверть века правления Елизаветы Петровны, он провел в Берлине. Плохое зрение великого математика, вероятно, не позволило ему обнаружить среди бумаг и уничтожить этот листок, как просил его адресат. Попади эта бумага в руки скончавшейся к тому времени Елизаветы Петровны, она могла бы доставить неприятные минуты Лодье, так как там он позволил себе не слишком лестные отзывы о ее умственных способностях.