Русский посол в Потсдаме через некоторое время донес слова, сказанные королем в минуту раздражения: «Скажет кто-нибудь мне, когда наконец эта старая русская шлюха подохнет и перестанет мешаться в наши дела!» И, видимо, Лодье какими-то своими путями удалось добыть информацию о том, что великий король слов на ветер не бросает. Особенно когда ему помогает столь умелый чернокнижник, как швед Линнеус. Для сорокадвухлетней Елизаветы Петровны это было слишком. Прусский посол фон Марденфельд был выпровожен из Петербурга и отправился вслед за своим французским коллегой — по направлению к русской границе.
Первая половина 1750-х не была потрачена Лодьей всуе. Занимаясь разнообразными исследованиями, он совершил несколько открытий, которые предложил вниманию российских и европейских ученых.
Исследовав процессы горения, он подверг сомнению общепринятую теорию теплорода, или флогистона — элемента, ответственного за термические реакции (кислород еще не был открыт), державшуюся на ошибочных результатах опытов британского физика прошлого столетия Роберта Бойля. Он предложил гипотезу строения вещества из микрочастиц — атомов. С ней была взаимосвязана его кинетическая теория тепла и горения, за полвека предвосхитившая труды Лавуазье и Кавендиша, а также открытие второго начала термодинамики Максвеллом и вычисление электрона в конце XIX столетия. В этом он был последователем Френсиса Бэкона, который установил эмпирическим путем, что одной из форм теплоты является движение мельчайших частиц нагревающихся тел, что одновременно означает правильность и обратного заявления, которое и сделал Лодья.
Хотя он активно пропагандировал свое открытие, даже проведение усовершенствованных опытов Бойля, доказывавших, что при обугливании материалов в запаянных колбах масса содержимого этих колб не изменяется, и, следовательно, никакие дополнительные элементы не входят в реакцию, убедило далеко не всех ученых-традиционалистов.
Хорошо одетая публика собралась на окраине Петербурга, перед низкой башней старого маяка. Добровольцы уже заглянули в пустую башню и убедились в отсутствии малейших признаков горючих веществ в каменном строении. К маяку примыкал механизм, напоминающий гигантскую катапульту.
— Прошу господ отойти!
Лодья подошел к механизму, привязал к рычагу длинную веревку и попятился на всю длину каната. Публика отхлынула подальше. Академик дернул за веревку. Раздался звук, напоминающий выстрел, никто не разглядел, как снаряд из катапульты с ужасающей скоростью ударился в камень, полыхнул целый фонтан искр и огня. А затем пламя вдруг занялось на камне, в месте, выщербленном ударом, и начало пожирать кладку башни, распространяясь все шире! Публика ахнула.