Потери и у русских, и у пруссаков убитыми и ранеными колебались в районе пяти тысяч, хотя у русских все же больше. Но такие потери не могли послужить подлинной причиной того, чтобы пятидесятичетырехлетний Апраксин неделю проторчал на поле битвы, позволяя противнику собрать разгромленные части. А затем, в конце августа, неожиданно начал отступать. Позднее он ссылался на плохое положение с провиантом. Кроме того, в войсках внезапно начала распространяться оспа.
Что же было причиной на самом деле?
Глава 41. Болезнь императрицы
Лодья узнал о неожиданной болезни императрицы, находясь за городом, на стекольном заводе. Проскакав без передышки до столицы, он заехал в свою лабораторию и помчался в Зимний дворец — тогда это было здание на углу Невского и Мойки, построенное архитектором Бартоломео Франческо Растрелли на то время, пока он возводил современный дворец, оконченный уже после смерти Елизаветы. Часовые на входе преградили Лодье дорогу, он отшвырнул их как кегли, другая пара преображенцев бросилась на него со штыками — он схватился за стволы ружей, поднял гвардейцев, как две колбасы на палках, и бросил в разные углы. Преображенский поручик кинулся на него со шпагой — он схватил лезвие и гнул, пока оно не сломалось со звоном. И облизнул порезанную ладонь с таким устрашающим видом, что обломанный эфес выскользнул из ослабевших пальцев офицера.
— Веди к государыне! — велел он ему, и офицер повел.
Лодья был доставлен в спальню. Здесь царили запахи камфары и ладана, у одра больной толпилось несколько лекарей, среди которых был известный французский придворный доктор. Однако, судя по внешнему виду бледной и увядшей императрицы, грудь которой судорожно вздымалась, и некоторым репликам медиков, ее жизнь на сорок восьмом году должна была прерваться. Тут же находился не менее бледный Иван Шувалов, с надеждой глянувший на Лодью — это он его вызвал.
Лодья отодвинул всех в сторону.
— Диагноз установлен? — спросил он по-французски у соплеменника Людовика XV.
— Нет, — лаконично ответил тот. — Но напоминает отравление.
— Из чего пила больная вечером? — спросил Гавриил.
Ему указали на стоящую в изголовье дорогую фарфоровую чашку. Он взял ее, понюхал, затем шваркнул об пол.
— Согласен, — бросил он французу.
Вынул из кармана колбу с коричневатой жидкостью и, приблизившись к императрице, сказал:
— Выпейте лекарства, матушка — полегчает!
Несмотря на бурные протесты медиков, Лодья помог пальцами раскрыть судорожно сжатые челюсти самодержицы и влил жидкость ей в горло. Императрица закашлялась и через минуту ее сильно вырвало. После этого она порозовела и стала дышать ровнее.