— Я пришел сказать, учитель, что срок моего пребывания здесь, по-видимому, истекает. Я вернулся из Дармштадта, прежнего ландграфа больше нет, на его место воссел наследник, и я не смогу уже составлять ему компанию на охоте. Моя учеба у вас тоже подошла к концу.
— Видимо, новое правление будет… удобнее для русской короны? — заметил Вольф. — Ходят слухи, что герцог Бирон, невенчанный муж императрицы Анны, хочет выдать свою дочь за сына нынешнего правителя, чему противился прежний старик ландграф?
— Да, разумеется. Как говорит мой покровитель, герцогу, как сторожевому псу, надо бросить хороший кусок, чтобы не рычал на новых хозяев…
— Ну что же! Он прав: все преходяще, мой друг, и императрица Анна тоже не вечна. Впрочем, похоже, чуя свой закат, она торопится окончательно уничтожить тех, кто может составить соперничество ее любимому Бирону. Ты знаешь, что извлечены из сибирской безвестности и казнены Долгорукие, некогда безуспешно пытавшиеся править из-за спины юноши Петра II. Да и твоему покровителю с его многочисленными талантами тоже стоит опасаться за свою жизнь, слишком ярким человеком он себя показал…
Помолчав, он продолжил:
— Вернемся к нашим делам. Скажу прямо: мне жаль терять такого ученика. Конечно, ученье проходило весьма быстро, с твоими-то талантами, когда ты за какие-то полгода заговорил, как на родном, на германском языке, затем на английском, голландском, французском, испанском, итальянском и греческом! Ты уже на третьем году делаешь такие химические опыты, к которым обычно подходят после десяти лет усердного занятия наукой, и это при всех твоих похождениях, отнимающих массу времени! А твой глубокий интерес к этой новой многообещающей силе — электричеству?! Здесь ты превзошел своего учителя, общаясь с голландскими кудесниками из Лейдена! Правда, говоря откровенно, последние полгода ты бил баклуши, проводя время на охоте с наследником. Но это не может быть тебе упреком, ведь наша учебная программа более чем выполнена. Я не буду перехваливать тебя, но считаю, что со временем ты станешь достойным соперником Роджера Бэкона, Джона Ди, и, возможно, даже приблизишься к великому Готфриду Лейбницу, моему незабвенному учителю!
— Уместно ли сравнивать невежу, не знавшего школы почти до двадцати лет, с гением, в детские годы без словаря прочитавшим «Историю Рима» Ливия на латинском языке, в четырнадцать поступившим в Лейпцигский университет, и на склоне лет создавшим машину, производящую сложные математические вычисления!
Эти слова слегка смутили Вольфа, он понял, что невольно задел самолюбие ученика.