Алонсо сидел рядом на стуле и, очевидно, ждал, когда она проснется. Чутко уловив движение, он улыбнулся одними губами.
Орнелла села. Она всю ночь проспала в одной позе, и тело затекло, онемело, но голова была удивительно ясной, нерешительность и страх испарились.
— Спасибо, — сказала она, проведя рукой по лицу и волосам.
— Ты выспалась?
— Да. Зато ты — нет.
— Я не привык много спать и не нуждаюсь в долгом сне.
— Ты обещал сказать, зачем привел меня сюда.
— Чтобы ты отдохнула, чтобы с тобой не случилась беда.
— Только поэтому?
— Нет.
После того, как Орнелла умылась, причесалась и позавтракала, Алонсо промолвил:
— Когда я услышал твой голос, мне показалось, что ты умеешь… петь.
Она вздрогнула.
— Как ты догадался?
— Потому что я умею слышать сердцем, — загадочно произнес он. — Бывают голоса усыпляющие, вкрадчивые, как шелест ночного дождя, отчаянные и резкие, будто вой зимнего ветра, безжизненные и слабые, словно шорох опавшей листвы, или полнокровные, бурные, точно шум моря. И только изредка встречаются такие, что хочется воскликнуть: «Это голос жизни!».
— Я разучилась петь, — ответила Орнелла.
— Неправда. Думаю, для тебя разучиться петь — все равно что перестать дышать.
— Что ты обо мне знаешь!
— Ничего не знаю, но многое чувствую. Расскажи о себе.
— Зачем?
Орнелла поднялась с места и вдруг увидела то, чего не заметила раньше: гитару, слегка поцарапанную, но настоящую гитару с шестью тускло поблескивающими струнами.
— Так ты музыкант?
— Я играю в портовых кабачках и борделях, — ответил Алонсо и добавил, предупреждая вопрос: — Потому что больше негде. И мне давно хотелось найти человека, с которым я бы мог выступать.
— Зачем тебе кто-то еще, если ты умеешь играть?
— Публике нравится разнообразие.
— Неужели тебе приятно угождать людям, которые…
— Иногда за кусок хлеба продают душу. Истинная нищета способна довести человека до состояния зверя, — спокойно перебил Алонсо, взял инструмент и тронул струны. — Не надо рассуждать о том, чего ты не знаешь. Может, лучше попробуешь что-нибудь спеть?
— Сначала сыграй.
Он не стал упираться: прижал к себе гитару, склонил голову, и его гибкие пальцы пробежали по струнам. Чудесные звуки наполнили комнату, они порхали, как выпущенные на свободу птицы. Орнелле чудилось, будто стены каморки расширились, а потом и вовсе перестали существовать. Она очутилась в пространстве без границ и названия, в мире, из которого не хотелось возвращаться в реальность. Естественные, сильные, неуправляемые потоки омывали ее изнутри, душа разрывала невидимые путы и летела вслед за солнцем и ветром.