Увидев Орнеллу Санто живой и невредимой, Джулио Гальяни вытаращил глаза и едва не свернул себе шею, провожая ее взглядом.
Заметив это, Дино спросил брата:
— Чего ты на нее уставился?
— Неважно, — процедил Джулио и заметил: — Эта безумная девчонка похожа на колдунью. А еще она очень живучая!
— Это верно.
— Надеюсь, когда-нибудь она переломает кости, прыгая по скалам! — добавил Джулио.
Дино ничего не ответил. Внезапно он принялся мечтать о том, какой могла бы быть его, нет, не жена, а… возлюбленная. Он думал не о тех желаниях, которые пробудил в нем грубоватый, чувственный Тулон, а о непостижимом слиянии душ. Дино догадывался, что его отец и мать никогда не любили друг друга, и подозревал, что такая же участь ждет его самого. Он будет вынужден жениться на женщине, которую выберут родители, она станет верной помощницей в повседневных делах и заботах, но никогда не пробудит в нем глубокой сердечной жажды.
Орнелла Санто… Что-то в ней цепляло за душу: это тревожило Дино и пробуждало в нем непонятную досаду. Он сказал себе, что Джулио прав: эта девушка не заслуживает, чтобы к ней относились по-человечески. Он спас ее от смерти, рискуя собой, а она набросилась на него с кулаками!
Встретившись глазами с Джулио Гальяни, Орнелла гордо вскинула голову и презрительно фыркнула. Однако рядом с ним шел Дино, и она поспешно отвела взгляд. Она слишком хорошо помнила безмерную тревогу во взоре его серых глаз, когда он освобождал ее из плена зыбучих песков, и силу его рук, когда он нес ее к берегу. Его кожа была бархатистой и влажной, как у разгоряченного скакуна, а в волнистых волосах запутались солнечные блики. После случившегося вчера Орнелла не могла не признать, что не испытывает к нему прежней ненависти.
Когда Гальяни и их гость подошли к скромной каменной церкви, их окружил народ. Односельчане приветствовали Амато, как героя, и выражали соболезнования по поводу гибели его родных.
Леон убедился в разумности своего решения поселить молодого человека в своем доме, однако когда они возвращались обратно, Сандра сказала мужу:
— Мне кажется странным, что сын Марио Форни согласился остановиться у нас.
Глава семьи нахмурился: он не выносил, когда кто-то обсуждал, а тем более осуждал его поступки.
— Ты имеешь в виду ту давнюю историю? Тогда я был прав: Форни в самом деле таскал мое вино! Я всего-навсего уличил его в краже и рассказал об этом людям. Любой на моем месте поступил бы так же.
— Амато может думать иначе.
Леон покачал головой.
— Едва ли он затаил на нас зло. Теперь он взрослый мужчина, военный, человек, хорошо знающий жизнь.