Андреа хотел ответить, что если он когда-либо вспоминал или думал о ней, все это давно погребено под тяжестью лет, но вместо этого произнес:
— Орнелла? Где она теперь?
— В Париже. Представляешь, она поет в театре!
Андреа подумал об обещании, данном умирающему Ранделю: поехать в Париж и отыскать его детей. Теперь это казалось немыслимым.
— У нее всегда был красивый голос, — сказал он и спросил: — Значит, наши семьи больше не враждуют?
— Нет. Твоя мать живет в Аяччо в одном доме с Джулио, моим братом.
Андреа глубоко вздохнул.
— Она жива!
— Да. Ты не хочешь ее навестить?
Андреа представил Беатрис, ее неподвижное лицо, острый взгляд, слова, которые догоняли жертву, как метко брошенный нож, и вонзались в сердце. И ответил:
— Не знаю.
Бьянка прислонилась к деревянному столбу.
— Значит, ты десять лет провел на каторге?
— Да.
— Тебе приходилось жалеть себя? — неожиданно спросила она, но Андреа не удивился.
— Себя я не жалел. Мне было жаль жизни, растраченной понапрасну.
Ему понравилось, что Бьянка не стала говорить, что у него все впереди. Вместо этого она спросила:
— Я слышала, ты читаешь книги?
Андреа кивнул.
— Какие? Можно посмотреть?
Он нехотя достал мешок, развязал его и протянул Бьянке две книги, которые первыми попались в руки. Ее удивлению не было предела.
— Ты умеешь читать по-французски?!
— И писать тоже. На каторге была школа, где нас обучали монахи.
— Я тоже научилась читать, но этих книг не знаю. Можно взять вот эту?
— Да, — ответил Андреа, хотя речь шла о «Дельфине».
— Она выглядит очень старой, — заметила Бьянка.
— Эта книга была со мной на каторге. Мне стоило большого труда ее сохранить.
— Откуда она у тебя?
— Мне подарил один человек, — ответил Андреа и добавил: — Он умер.
Он почувствовал, что сказал слишком много, отступил от желания держаться на расстоянии от окружающего мира. Он хотел, чтобы Бьянка поскорее ушла, и она в самом деле удалилась, очевидно, почувствовав, что он хочет остаться один.
Ночью Андреа лежал без сна и думал, думал о том, долго ли сможет оставаться сторонним наблюдателем жизни. Он бы позволил судьбе включить себя в тот водоворот восторгов и ярости, что бурлил вокруг, если б не знал одной вещи: ничто, никто и никогда не способно сделать его по-настоящему счастливым.
Прошло два месяца. У Андреа отросли волосы, и он уже не выглядел таким изможденным и худым. Работы было на удивление мало; во всяком случае, так ему казалось после десяти лет каторги. Если его здоровье и пострадало, то не настолько, чтобы оно не могло восстановиться.
Иной раз Бьянка заглядывала к нему поболтать, и хотя она держалась запросто, почти дружески, Андреа старался сохранять необходимое расстояние, и не только потому, что она была женой хозяина. Просто он не хотел, чтобы кто-то вмешивался в его жизнь.