Бьянка была одета нарядно и в то же время достаточно скромно: лиловое барежевое платье, светло-коричневый муслиновый спенсер, темно-коричневые остроносые туфельки, шляпка из золотистой соломки. Она умела кокетничать, не переходя определенную грань, и улыбаться так, что собеседнику казалось, будто в его душе вспыхивает маленькое солнце. А еще была наблюдательна: поглядев на руки Андреа, сказала:
— Купи перчатки и постарайся их не снимать.
Бьянка была права: у него были руки человека, много лет занимавшегося тяжелым трудом, — с навек загрубевшей кожей, не сходящей коростой мозолей.
Они не знали Парижа, потому взяли экипаж. Названный Ранделем адрес Андреа помнил наизусть, однако его ждало разочарование: похоже, великолепный особняк тесаного камня с витыми балконами был превращен в многоквартирный дом. Привратник не знал ни Жоржа Ранделя, ни Гийома Леруа — он ни разу не слышал таких имен.
— Этого следовало ожидать, — сказал Андреа своей спутнице. — Прошло десять лет, изменилась страна, изменились люди — все стало другим. Я ошибался, думая, что смогу выполнить свое обещание.
Он повернулся, чтобы уйти, и тут привратник вспомнил:
— Тут есть старуха, приживалка в одной семье. По-моему, она знала прежних хозяев этого дома. Я могу ее позвать.
Старушка приковыляла через четверть часа; она была похожа на нахохлившуюся птичку. Седые букли дрожали по сторонам ее морщинистого лица.
Она не знала Жоржа Ранделя, но когда Андреа назвал имя Гийома Леруа, будто помолодела на десять лет.
— Гийом! Мой дорогой Гийом! Я была его няней. Он жив?!
Что-то заставило Андреа солгать:
— Да. Но он далеко.
— Передайте ему, что я буду рада, если он навестит старушку Жюли.
— Обязательно передам. Вы не знаете его сына?
— Конечно, знаю! Иной раз Дамиан заходит ко мне.
Андреа затрепетал от радости.
— Вы можете сказать, где он живет?!
Старуха сходила в дом и принесла потрепанную бумажку.
— Он оставил адрес, но я ни разу там не была.
На клочке бумаги были нацарапаны улица и номер дома, которые Андреа сообщил извозчику.
— Что ты скажешь этому человеку? — промолвила Бьянка, разглядывая улицы, мелькавшие за окном экипажа. — Неужели правду? Стоит ли сообщать, что ты был на каторге вместе с его отцом!
— Это мой долг, — ответил Андреа, и больше она ни о чем не спрашивала.
Извозчик доставил их в тесный и грязный квартал с лесом печных труб и зданиями, латанными плохо прибитыми кусками ржавого железа, которое жалобно хлопало и скрипело на ветру. Здесь пахло как в клоаке, а люди выглядели настороженными и подозрительными.
На первом этаже дома, в который вошли Андреа и Бьянка, им сказали, что Дамиан Леруа здесь не живет. Наверху обитал некий Эсташ Файн, сотрудник какого-то парижского журнала.