А Настенька никак не могла свыкнуться со своим новым именем. Когда к ней обращались как к Хюррем Хатун, она даже вздрагивала. Все время казалось, что ее принимают за другую, будто она притворяется кем-то. Особенно тяжело было со служанками – раньше у Настеньки никогда не было служанок.
– Хюррем Хатун, какое платье вы хотите сегодня? – спрашивали у нее, а она и не знала, что ответить. Дома все было просто: одно платье праздничное, одно будничное, да еще в сундуке лежало свадебное платье, которое Настенька сама шила и вышивала долгими зимними вечерами, мечтая о будущем семейном счастье.
– Хюррем Хатун, вам очень подойдут вот эти серьги, – ей протягивали шкатулки и коробочки, наполненные драгоценностями – подарками султана, а Настенька даже не знала толком, как все это носить.
И все время это обращение – Хюррем Хатун… Впору растеряться.
Настенька понимала, что новое имя – самый нежный подарок султана. И что этому подарку даже больше, чем всем тканям и драгоценностям, больше, чем новым просторным покоям и личным служанкам, завидуют все в гареме. Особенно Махидевран Султан. Но не чувствовала она себя Хюррем Хатун. Никак! И мусульманкой не чувствовала, хоть и тщательно соблюдала все обряды – Аллах упаси, еще заметит кто, что она по-прежнему крестится потихоньку да молитву читает перед сном, прося доброго Боженьку разбудить ее с утра, не позволить умереть во сне и без покаяния.
Она все еще была Настенькой. Смешливой девчонкой, которая обожала передразнивать всех вокруг, чей смех был похож на россыпь серебряных колокольчиков, а рыжие волосы вечно торчали во все стороны. Настенькой, которая пела тонким детским голоском печальные протяжные песни, танцевала до упаду в овинах во время Масленицы, знала больше всех колядок во всей округе и вышивала самые красивые рушники в деревне. Настенькой, которая в лесу не боялась никакого зверя – ни ползающего, ни летающего, ни переваливающегося на четырех лапах, а умела поговорить с любым: что с зеленой гадюкой, свернувшейся на клюквенной кочке, что с медведицей, лакомящейся малиной, что с кукушкой, насмешливо кричащей с верхушки сосны.
Новая жизнь казалась ей чудным сном, волшебной сказкой. Вот проснется с рассветом – и с утренним туманом растают дивные видения. Не будет больше султана, который смотрит на нее обожающими глазами, служанок, что с поклонами подают еду и питье, странных нарядов и удивительных подушек, шитых золотом и серебром. А вновь увидит Настенька старую хатку, вросшую в землю почерневшими от времени бревнами, соломенную крышу, низко нависающую над россыпью весенних первоцветов, батюшку, что при свете лучины бормочет, читая Писание, матушку, хлопочущую у плиты, а в низкое слюдяное оконце заглянет неяркое солнце, разбившись на множество разноцветных искорок…