ярко-желтый диск прямо над головой. Количество упавших деревьев удивляло. Ураган тут был что
ли? В любом случае, мужчины выглядели настороженными, и это напрягало.
Ещё через час я пристально рассматривала каждый более-менее ровный клочок земли на предмет
"а не поспать ли, плюнув на всё и на всех". Единственное, что меня останавливало это гордость.
Мужчины тоже устали, но идут же... Значит, и я смогу. Вот и шла, сцепив зубы и отгоняя навязчивые
мысли о еде, кровати и полноценном отдыхе. Единственное послабление, которое я себе позволяла
время от времени - это попросить у даймонов воды.
Когда я была уже готова плюнуть и на гордость, как всегда неожиданно, рядом со мной вырос Нагив.
Скинув сумки с плеча, он молча подхватил меня на руки и просто понёс, широко шагая. У меня же не
хватило сил даже оглянуться. Приникнув к груди любимого, я положила голову ему на плечо и
закрыла глаза, слушая как бьётся его сердце. Как ни странно, на душе стало легко и как-то уютно.
Ноздри щекотал лёгкий аромат мужского тела. Даже сбитые в кровь ноги почти перестали болеть и
только тупо ныли.
Видимо, я заснула. Снилось что-то очень светлое и лёгкое, постоянно ускользающее из рук. Пахло
гарью. Плотные клубы серого дыма скрывали всё вокруг, но не пугали и не казались враждебными
или опасными. Куда бы я ни поворачивалась, сзади появлялось нечто. Оно мягко и трепетно бережно
касалось затылка, обдавало ласковым теплом плечи, прижималось к спине. Но, стоило мне
обернуться, тут же исчезало, не позволяя увидеть себя.
А мне так хотелось увидеть! Так хотелось понять что или кто так пронзительно ласково касается
кожи... Что или кто так тонко, ненавязчиво уместно отгоняет и страхи, и боль прошлого.... Кто... Кто так
остро чувствует меня, что вливается в каждую клеточку тела, наполняя её теплом и негой... Так
хотелось понять, увидеть, узнать....
Почувствовав влагу на лице, я изумлённо вздрогнула. Что это? Слёзы? Да нет! Я не плачу. Никогда.
Ну, или почти никогда. За всю сознательную жизнь это было дважды. В первый раз, когда мне сказали,
что родители погибли и привезли в детдом. Тогда, сидя на одной из двух десятков кроватей в
холодной, пахнувшей хлоркой и сыростью комнате, я плакала впервые.
Второй раз рыдала от злости и бессилия, когда гипсовали Томкину сломанную местной бандой руку.
Тогда я поняла, что скорее умру, чем позволю кому-то бить тех, кто со мной на одной стороне. Тогда я
узнала, что такое ненависть. Холодная, молчаливая и упорная. И научилась не просто бить, а бить
так, чтобы противник не встал долго. Не задумываясь, не сомневаясь и не допуская тени сочувствия.