И когда говорили, что Хаген на Черного Воина "поднял меч", - не знали они, что не удалось ему тот меч опустить...
И не знали - почему.
- ...Сэр! Проснитесь, сэр!
Нерешительный голос вклинивается в видения, пытаясь вернуть к реальности. Напрасно!
Потому что ТА реальность реальнее ЭТОЙ. Потому реальнее, что важнее, и еще потому, что многое объясняет - многие ключевые моменты ЭТОЙ реальности.
Наконец, потому, что ТАМ он был молод, ЗДЕСЬ же - стар; и жизни ему оставалось на донышке - как последний глоток в бутылке.
Впрочем, если все, что видится ему - правда, то его в тот момент уже не было ТАМ. Следовательно, не мог он это видеть!
Однако - видел. Видит.
...Отчаявшись, удаляется служитель.
Первосвященник, хотя он и оборвал, поставил на место пытающегося повысить голос, - не мог отказать. Обряд свершается над всеми, кто желает того.
Другое дело, что раньше таких случае не было вовсе, а теперь вот второй раз за день.
Но это, действительно, другое дело.
Единственное, что мог сделать первосвященник - вернее, человек в первосвященнике, а не сан его, - это не читать прощальную руну.
И не пели молитвы трое священнослужителей.
Это заметил Крагер всех Крагеров, но лишь алогубая улыбка появилась под орлиным шлемом. Словно позабавило его нарушение обряда, а не ввело в гнев.
Нет, не улыбка - просто в попытке изобразить ее скривились мясистые губы. На настоящую улыбку эта гримаса походила не более, чем походит на нее широкий алый след клинка на перерезанном горле.
Все-таки мало радости Черному Воину от того, что провожают его таким образом. Совсем не до забавы ему.
Ему и остальным.
Остальным...
Крагер всех Крагеров... Не много же воинов его клана с ним осталось, не многими он предводительствует.
А все прочие... Вот они стоят, наблюдая через порог, - Крагеры, еще не ставшие Хагенами. Помешать - не пытаются, да и невозможно это в зиккурате, в чем только что они сами убедились.
Просто смотрят.
Пожалуй, это в первую очередь для них - остающихся, а не для этих уходящих, допускается нарушение обряда. Но так ведь всегда и бывает...
Совсем не все равно, что делать с телом сраженного неприятеля устроить ему почетное погребение, как достойному противнику, или оставить валяться, подобно падали.
Но не все равно - живым. Мертвым-то как раз - все равно...
К сожалению, это было самое большее (и одновременно - самое меньшее), что мог сделать первосвященник.
Как воин на Святой Земле лишен права вредить, так священнослужитель права отказывать.
И вся Сила стоит за этим правом...
...Директору даже не потребовалось объяснений - он все понял сразу же, как только увидел, что служитель возвращается в одиночестве.