.
Дубровская сложила письма и перевязала их тесемкой. Фрагменты головоломки сложились воедино. Теперь она знала, что делать…
— Попрошу вызвать для повторного допроса Колыванову Марию, — обратилась к суду Дубровская.
Судья недовольно поморщился:
— Но ведь мы уже допросили свидетельницу, и у вас была возможность задать ей вопросы. К чему тянуть следствие?
— Но есть обстоятельства, которые остались невыясненными…
— Ваша честь! — неожиданно встал со своего места Липман. — Мария находится в коридоре, и я в принципе не возражаю против повторного допроса. Пусть защитник сделает все, что считает нужным.
— Ну, что же, — судья строго посмотрел на Елизавету. — Благодарите потерпевшего. Он не против. Свидетельница здесь. Я тоже не возражаю. Только не затягивайте допрос…
Мария вошла в зал заседаний. Первый взгляд, как отметила про себя Елизавета, девушка бросила не на судью и не хозяина, а на того, кто находился за решеткой. В ее глазах читалось что-то очень похожее на… торжество?
— Свидетельница, поясните, в каких отношениях вы были с подсудимым. — Дубровская не стала тянуть, а прямиком перешла к делу.
— У нас не было никаких отношений, — проговорила Маша, но при этом на ее бледных щеках зажглись ярко-красные пятна.
— Протестую, ваша честь! — взвился с места прокурор. — Не понимаю, какое это имеет отношение к делу.
— Сейчас объясню. — Елизавета выглядела спокойной. — Вчера свидетельница заявила, что у нее нет причин оговаривать подсудимого. Соответственно, у защиты появился повод говорить об обратном.
— Защита права. Продолжайте, — позволил судья.
Дубровская вынула из портфеля стопку писем и, словно взвешивая, подержала их на ладони.
— Не стоит отпираться, Мария, — сказала она, выдержав паузу. — Здесь есть все, о чем вы не желаете говорить. Это ваши письма?
На лице свидетельницы отразилась целая гамма чувств. Сначала это было изумление. На смену ему пришел испуг. Потом, поколебавшись, она приняла решение.
— Да, — звучало обреченно.
— Повторите громче.
— Да, это мои письма.
— Кому они адресованы?
— Саше… Я хотела сказать, подсудимому.
— Позвольте зачитать цитату? — Дубровская открыла конверт и достала лист бумаги. — «Ты испортил мне жизнь! Не думаю, что, когда наступит подходящий момент, я буду стоять перед выбором — я отплачу тебе сторицей». Что же, Мария, подходящий момент настал?
Горничная посмотрела на нее исподлобья:
— Да, мои отношения с подсудимым трудно назвать дружескими. Но во многом он виноват сам. Он заставил меня ненавидеть…
Государственный обвинитель резко поднялся с места.
— Ваша честь! Я не совсем понимаю, почему мы изучаем эти письма? Откуда они вообще взялись?