— О да, — рассмеялась Бренна. — Теперь даже Александр не назвал бы тебя костлявой или дурнушкой и не сказал бы, что ты рыжая.
— Бренна! — перебила ее Дженни, пораженная собственным равнодушием. — Ты очень горюешь о гибели Александра? Он был твоим братом, и…
— Не говори больше об этом, — дрожащим голосом взмолилась Бренна. — Я заплакала, когда батюшка мне сообщил, но слезы быстро высохли, и я чувствую себя виноватой, потому что любила его не так, как должна была любить. Он был таким… злобным. Грешно плохо говорить о мертвых, но я до сих пор нахожу мало хорошего, что могла бы о нем сказать. — Голосок ее прервался, она запахнула плащ под сырым ветром, посылая Дженни во взгляде немую мольбу сменить тему.
— Ну тогда расскажи мне, как я выгляжу, — быстро нашлась Дженни, на мгновение крепко сжав сестру в объятиях.
Они остановились; путь им преграждала густая чаща, покрывавшая последний участок склона. Медленная задумчивая улыбка расплывалась на прекрасном лице Бренны, исследующей взглядом светло-карих глаз выразительное лицо Дженни, на котором царили огромные очи, чистые, как темно-голубой хрусталь, под изящно изогнутыми золотисто-коричневыми бровями.
— Ну ты… ты довольно хорошенькая!
— Отлично, но ты не замечаешь во мне ничего необычного? — допрашивала Дженни, думая о речах, матушки Амброз, повязывая плат и прикалывая поверх него короткую шерстяную накидку. — Чего-нибудь, что заставило бы мужчин вести себя странно?
— Нет, — заявила Бренна, глядевшая на Дженни глазами юной невинной девушки, — ничего.
Мужчина ответил бы совсем иначе, ибо, хотя Дженнифер Меррик и не была хорошенькой в общепринятом значении слова, наружность ее одновременно поражала и манила. У нее был большой рот, призывающий к поцелуям, глаза как прозрачные сапфиры, ошеломляющие и влекущие, волосы, сияющие, как золотисто-рыжий атлас, и стройное чувственное тело, словно созданное для ласк.
— Глаза у тебя синие, — пришла на помощь Бренна, описывая ее, и Дженни фыркнула.
— Они были синими и два года назад, — заметила она.
Бренна попыталась было ответить, но готовые вылететь слова превратились в визг, оборванный мужскою рукой, зажавшей ей рот, и кто-то поволок ее под густой покров леса.
Дженни пригнулась, инстинктивно ожидая нападения сзади, но слишком поздно. Ее сбили с ног и утащили в лес.
Похититель перебросил Бренну через седло, словно мешок с мукой; безвольно повисшие руки и ноги свидетельствовали, что она в обмороке. Но скрутить Дженни было не так-то легко. Когда безликий похититель взвалил ее на своего коня, она отпрянула в сторону, высвободилась, скатилась, упала в листья и грязь, поднялась на четвереньки под лошадиными копытами и вскочила на ноги. Он снова схватил ее, и Дженни, извиваясь в объятиях, вонзила ногти ему в лицо.