«Она Марушину хмарь выжигает силой своей, внученька, – сказала бабушка. – А хмарь та болезни в себе взращивает и переносит их, как тучки дождь носят над землёй и повсеместно его проливают. Я вот слепа, а вижу её, чёрную заразу… Пропитала она наши земли, но глаза да сердца людские к ней так привыкли, что уж и не замечают: прозрачнее воздуха она для них стала. Дышат люди ею и не чуют, что не свободны они более, а души их после отделения от тела сами хмарью становятся, пополняют её собою, делают гуще. Возьми щепотку травы, смешай с прелой листвой да сырым гнилым деревом, тряпок опять же влажных можно добавить для пущего дыма… Сложи всё в корчагу либо в кувшин да подожги. Дымом окури дом изнутри и снаружи».
Цветанка бросилась было исполнять это, но бабушка добавила вдогонку:
«Обожди, родненькая… Заверни чуток травы в тряпицу, привяжи к нити и повесь на шею себе. Травка хмарь отгонять будет вокруг тебя, и зараза к тебе не пристанет».
Цветанка так и сделала. Завязав щепоть травы в лоскуток ткани, она подвесила получившийся узелок на шерстяную нитку и надела оберег на шею. Раскрошив гнилую, покрытую плесенью и грибком деревяшку из погреба, натолкала бурой трухи в горшок, туда же добавила завалявшейся под кустами прошлогодней листвы, напитанной прохладной влагой земли, а в довершение накидала в горшок чуть смоченного тряпья. Растёртой меж пальцами в тонкий порошок яснень-травой она посыпала всё сверху и кинула в дымную смесь тлеющий уголёк из печки.
От дыма слезились глаза, в горле першило, но Цветанка сквозь слёзы усердно и отчаянно окуривала дом изнутри, пока он не наполнился удушливой завесой.
«Кхе… Бабуль, дышать же невозможно! – прохрипела она. – Может, хоть дверь приоткрытой оставить?»
«Нет, пусть травушка хорошенько тут всё очистит. Успеем надышаться, главное – заразу сюда не пустить!»
После того как дом как следует пропитался дымом, бабушка велела Цветанке идти к соседям и творить у них то же самое, а если будут недовольны – не обращать внимания и делать своё дело на их же благо.
«А я пока из травки отвар сделаю, – сказала она. – Тем, кто уж захворал, хоть по глотку раздать…»
Добавив в дымящий горшок ещё немного сухой яснень-травы, Цветанка выскочила на улицу. Там тянуло другого рода дымом – с запахом смерти: где-то неподалёку погребальный костёр превращал тела умерших от болезни в прах. Слышался бабий вой: матери оплакивали детей, жёны – мужей.
«Цветик!» – раздался бабулин надтреснутый голос.
«Что, бабусь?» – Цветанка обернулась, еле сдерживая подступившую к горлу горестную дурноту.