[39]. Пусть урчит до дрожи в небесах и обратно, пусть изрыгают огонь и серу, сыны Гоморры, у меня не будет ни единого случая цинги — позора морского хирурга, имеющего капусту, которую можно собрать.
— Верно, сэр, — сказал Хирепат.
Он не мог не согласиться: излечение он видел. Экипаж «Леопарда» убил морского слона в начале пребывания и разнообразия ради сожрал огромную печень. Они пришли, покрывшись матово-синими четко очерченными пятнами, около двух дюймов в поперечнике. Стивен мгновенно прописал найденную им и опробованную на себе и юнге капусту — непривлекательное растение с поразительным запахом. Это покончило с пятнами. Как заметил Джек, «заставило-таки „леопардовцев“ сменить свои пятна»[40]: первый по-настоящему искренний смех — глаза на разумянившемся от веселья лице просто исчезли — смех, которого не слышали уже последние пять тысяч миль. А поскольку на корабле ощущалась нехватка лаймового сока, и поскольку имелась печальная практика, даже если корабль просто купался в антицинготном средстве, Стивен настоял, чтобы капусту ежедневно смешивали с обедом. Что же касается предполагаемого слабительного свойства, то он не воспринимал это как неудобство, а если оно существовало еще и помимо ипохондрической бедной фантазии, так даже и лучше. «Люди, — сказал он, пристально глядя на капитана, — люди, которые на завтрак съедают два яйца альбатроса весом почти с казначейский фунт каждое, должны ежедневно очищаться от дурных гуморов».
— Нет, сэр, — снова сказал Хирепат. — Если вы меня простите, я немного устал, и хотел бы немного половить рыбу. Вы помните, что в прошлый раз, когда гигантский буревестник нагадил на меня, вы сказали, что я могу быть свободен.
— Это случилось потому, что вы поразили бедную птицу, упав, и упав, если позволите заметить, в необычайно внезапной и неуклюжей манере, мистер Хирепат.
— Земля была влажной, и в тюленьих экскрементах.
— Буревестники не терпят ни малейшей бестактности, — сказал Стивен.
Но и в самом деле Хирепат был существом невезучим: многие буревестники, ничем таким особенным не спровоцированные, опорожняли на него свой дурно пахнущий кишечник, и никогда не держали зла на Стивена, а альбатрос еще и жестоко клюнул помощника хирурга через вполне безобидный рукав.
— Хорошо, — продолжил Мэтьюрин. — Делайте, как вам угодно. Давайте разделим бутерброды, потому что я не вернусь до заката.
Рай Стивена был довольно велик: час ходьбы от одного края до другого, и в отличие от большинства островов, загроможденных поднимающимися отвесно скальными породами, на нем утесов было немного, за исключением двух со стороны моря, а в остальном — гладкий купол. И хотя островок имел удобное, похожее на парк пространство, раскинувшееся на сотни акров, он едва мог вместить всех существ, которые спешили к нему в сезон размножения, прилетая с безграничного Южного океана, океана почти лишенного земли, где блуждали они остальную часть года. Несколько постоянно обитающих тут видов птиц — любопытные чирки, голубоглазые бакланы, возможно, ржанка — едва могли найти место, чтобы повернуться, и Стивену приходилось идти очень осторожно, чтобы не наступить на яйца или в нору, сделанную бесчисленными китовыми птичками.