Глаза Джейн скользили по давно знакомым ей строкам:
23 августа. Милой Лавинии всё хуже. Доктор Гийо, французский врач из Гран–Бассама, подтвердил наши самые страшные опасения. Болезнь Л. — лихорадка эдже'йара, которая около трёх месяцев назад поразила несколько деревень к северу от Аккры. Исцеления от этого недуга европейская медицина не знает, но, возможно, сказал доктор Гийо, имеет смысл обратиться к здешним знахарям, которые, по его словам, умеют облегчать течение болезни и продлевать жизнь больному. Прибегнуть к помощи колдовства…
Эдже'йара, повторила Джейн непривычно звучащее слово. Потом, смутно вспомнив что‑то, перелистала дневник на несколько дней назад и нашла нужное:
«От легчайшего прикосновения на коже Лавинии остаются синяки, — читала она, ведя пальцем по странице. — Она уже не может пить… Сижу подле неё до утра…».
— Боже мой, — прошептала Джейн. — Боже мой, это нужно показать доктору Ленгстону!.. Немедленно!..
Схватив дневник, Джейн бросилась вниз но, подойдя к двери гостиной, вдруг почувствовала, как у неё слабеют коленки. Войти, прервать мирный семейный разговор, отвлечь доктора от общения с сыном, которого он давно не видел, и высказать свои, возможно, пустые догадки… при мысли об этом Джейн растерялась. Она уже готова была уйти прочь, но потом взглянула на дневник мистера Форсайта, напомнила себе слова мистера Верниера: мы должны действовать — и решительно открыла дверь.
Миссис Ленгстон, рассматривавшая какой‑то камень, который ей с гордостью показывал Руперт, подняла голову.
— Джейн, дорогая, что‑то случилось?
— Пока не знаю, миссис Ленгстон. Но мне нужно срочно переговорить с доктором.
Доктор Ленгстон удивлённо взглянул на Джейн, потом на жену — и поднялся из кресла.
— Пойдёмте в кабинет, мисс Марпл.