Подойдя ближе, я услышал шепот пересохшего горла:
– Hilfe mir bitte, hilfe mir bitte, помогите, пожалуйста…
Мужчина совершенно не был пьян. Быстро присев, я уложил голову мужчины себе на колено и стал просить прохожих позвонить 03 и вызвать «Скорую помощь». Глас вопиющего в пустыне. Какого-то пацана послал за бутылкой минералки, благо после перестройки минеральная вода стала продаваться везде.
Немного попив, мужчина стал говорить громче на плохом русском языке, который вполне можно понимать. Мой отец примерно также говорил на немецком языке, который учил во время боевых действий и последующей службы в Германии. Я не буду коверкать русский язык, чтобы передать то, что говорил Гюнтер, поэтому я от себя изложу его рассказ.
На Гюнтера напали пять юношей примерно лет 14–15, в кожаных куртках, бритых наголо, избили палками, отобрали фотоаппарат, мобильный телефон, забрали бумажник с документами и деньгами.
Грустно улыбаясь, Гюнтер сказал, что ему уже не привыкать лежать на улице в России и смотреть на равнодушные лица жителей этого города.
– Шестьдесят лет назад я был солдатом вермахта, и наша часть стояла в этом городе, – сказал он. – Как тогда, так и сейчас у меня не было никакой вражды ни к России, ни к русским. В феврале 1942 года, когда я ходил купить немного русского шнапса, на меня напали пять подростков, лет 14–15 с палками, избили, забрали пистолет и деньги. Я лежал на снегу и мимо меня проходили жители этого города. Для них я был враг, который пришел на их землю, и если бы я тогда умер, то моя смерть все равно никому не принесла бы облегчения. То, что у меня не забрали солдатские документы, говорило о том, что борьбой с оккупантами здесь и не пахло. На моем месте мог оказаться любой русский, проходивший в это же время по улице.
Меня нашел наш патруль. Я лечился шесть месяцев, и после выписки из госпиталя меня оставили в тылу. По большому счету, русские бандиты сделали меня инвалидом и спасли жизнь мне и моей будущей семье.
С этого времени прошло почти шестьдесят лет, но не изменилось почти ничего.
Сегодня на меня напали правнуки тех, кто нападал на меня в 1942 году. Только я сегодня умру. Судьбу два раза не испытывают. Я не понимаю людей, которые стремятся посетить места, где они получили тяжелые ранения, где схватывались в рукопашную, где кого-то убивали.
Я снова приехал сюда и лежу почти на той же улице, и люди проходят мимо меня, как мимо своего врага, который пришел с чужой армией на их землю. Но разве это так? Это отношение большинства ваших граждан к любым людям, которые попали в беду.