– Ты чё, действительно не помнишь, кто мы такие? – расширив глаза, сказал здоровяк.
– Не помню, – сказал я и сгруппировался в ожидании удара.
– У них тоже самое, – пронеслась у меня мысль, – то ли в правоохранительные органы специально набирают отморозков или гены нормальных людей при работе в этих органах сами по себе загибаются в определенную уставом сторону. При этом, чем больше безнаказанность, тем больше изгиб этих генов. Если словам правоохранителя верят больше, чем словам законопослушного человека, то никакая борьба с коррупцией не поможет. Там все более или менее хорошо, где их фонариком высвечивают или в газетах о них прописывают так, что от них даже семьи отворачиваются как от прокаженных. Не любят они гласности.
– Ты смотри сюда, – говорил здоровяк, указывая двумя пальцами, как вилкой, себе в глаза, – моя кличка Прохарь. Помнишь, откуда она взялась? Я все время путал слова порт и порты, думал, что это все равно, что прохоря. Вот мне и прилепили эту кличку. Вот этот, – он указал на степенного, – Атож, он по любому поводу говорит «а тож». Вот такой мужик, – и он поднял вверх большой палец, сжатой в кулак руки. – Вот тот, который на стол накрывает, – он указал на чернявого белогвардейца, – это Арамис. Помнишь, почему его так назвали? – и, увидев в моих глазах непонимание, стал рассказывать. – У них там гора Арарат есть, ее отдали Турции, а всех, кто живет там, так и называют – Ара. А этот приехал в наш город в семинарии учиться, хотел миссионером стать, чтобы дикарей в свою веру обращать, да подрался там с одним попом, вот его и отчислили. Деваться некуда, он и пришел к нам. Сначала его звали Ара-миссионер, а потом сократили – Арамис. Коротко и ясно. Потом ты к нашей компании прибился. Президент указ подписал о зачислении тебя в гвардию белых медведей. Мы тебе и форму принесли. Рядовой, правда, будешь, но все равно каждый наш рядовой по уровню как капитан армейский. Знаешь, как приятно какому-нибудь полковнику армейскому дубинкой по спине врезать и в обезьянник посадить. Они потом из-за этого стреляются, честь, говорят, их задета, а нам с этой честью даже на рынок сходить нельзя. Все понял? Иди, мы тебе водкой погон рядового окропим.
Я встал и пошел к столу.
– Неужели я могу быть в одной компании с этими людьми, – думал я, – что же произошло, что могло так опустить меня? Неужели все люди опустились до белогвардейцев, бурогвардейцев и их осведомителей? Получается, что наука, культура и общество перенацелены на обслуживание вот этих, для которых жизнь и честь человека пустой звук?