Милитариум. Мир на грани (Бор, Марченко) - страница 159

Двадцать четвертый корпус Восьмой армии растянулся от Галича до Чорткова, обозначив здесь южный фас Юго-Западного фронта. Он один, этот корпус, сдерживал попытки австрийцев хоть как-то помешать проведению Галицийской операции, когда российское войско опрокинуло во встречном сражении австрийцев и вышибло их ко Львову, за Станислав и за реку Сан. Сколько народу тут полегло, сколько крови – славянской, германской, австрийской, с венгерцами, моравцами, чехами в придачу. Слезы и кровь, огонь и дым. Вертятся чигири водяных млинов – карпатских мельниц, давят тяжелые жернова масло льняное и конопляное. Но сильнее есть камни. Ожили, завертелись, давят судьбы и радость людскую. Кто виноват и в чем причина? Ответа нет, только смех какой-то сквозь камень и сквозь землю, будто из-под ног, идет вместе с гулом кавалерийской атаки, с тяжкими вздохами разрывов. А на поляне, под поникшими огромными ивами, в солдатском кружке пелась песня. Новая война лишь начиналась. Жернова только разгонялись, шершаво дребезжа по разбитым дорогам обозами и пушечными колесами, клубясь паровозным дымом, неся в теплушках к фронту всё новые и новые полки и дивизии. Но скоро настанет время петь песни и об этой войне, а пока – о прошлых битвах и о славе выводили песенники:

– Рвались, грызя железо, кони в огонь турецких батарей. Неслись в атаку эскадроны лихих драгун-богатырей.


– Ага! Разведка пожаловала! Вовремя, – приветствовал его появление подпоручик, сидевший ближе остальных у входа на поляну.

– Мы вас еще позавчера ждали, – хмуро приветствовал старший по званию из офицеров, находившихся на поляне. – Проходите, прапорщик, не стесняйтесь. Тут у нас и кухня, и преферанс, и даже спальня, если вам угодно, лавки видите, какой ширины? Не удивляйтесь, что о вашем прибытии заранее извещены, сорока на хвосте принесла.

– Я не удивлен. Прапорщик Виктор Славин. По распоряжению штаба армии к вам, – отрекомендовался прибывший и протянул сложенный вчетверо бумажный лист, – вот предписание, Георгий Григорьевич.

С минуту старший по званию молчал, вглядываясь в примечательное лицо нового офицера, пытаясь угадать, каким образом возникли эти шрамы и как может это характеризовать человека. Ивовые ветки, слегка колышась, также изучали его, пробегая по щекам и по лбу тенями.

– Вы ошиблись. Георгий Григорьевич Ефимов отбыл в штаб дивизии.

– Ну и ну, – подхватив слова старшего офицера, засмеялся подпоручик, что приветствовал первым, – разведка, а уже ошибается!

– Никак нет, господин Ку-ку, Мадам. Вряд ли я ошибся. Если честно, весьма рад встретить людей, не утерявших чувство юмора.