В смертельном объятии рушатся бойцы на землю, щедро орошая ее своей кровью, а их клинки в последнем боевом приветствии ударяются друг о друга и с прощальным звоном разлетаются на куски.
Но уже не видит Алибек гибели своего кинжала, как не видит он рыдающего над его телом Моху, не слышит стука подков родного полка, входящего по расчищенной от врага дороге в древний прикарпатский город.
Вам, милостивые государи или государыни, в Санкт-Петербурге случалось ли бывать? По всей видимости, нет. Напрасно, занятный городишко.
Я бывал в нем трижды. В первый раз в 1824-м, прибыл как раз накануне наводнения. Что за чудо это наводнение, должен вам сказать. Людишки мёрли как мухи, только успевай. Да-с. Вторично посетил я эти места в 1905-м, но задержался всего на сутки. Вам, почтенные, про Кровавое воскресенье приходилось ли слыхать? Нет? Я так и знал. Поверьте на слово, это было шикарное действо, со времен Варфоломеевской ночи ничего подобного не припомню.
Ну а в третий раз занесло меня в этот городишко аккурат вчера, и назывался он уже Петроградом, потому что шла большая война с германцами. Война, достопочтенные! Война! Самое чудесное время, благодатное, изобильное. Наутро я не отказал себе в удовольствии не спеша прогуляться по Невскому, плюнул на площадь перед Казанским собором, дал пинка зазевавшейся гимназистке и подставил подножку дьячку так, что тот загремел тощей мордой в грязь.
К полудню добрался я до Дворцовой. Здесь, в палатах Зимнего, стараниями недалекого государя был разбит госпиталь на тысячу коек для нижних чинов. В этом заведении мне предстояло обосноваться надолго.
Я не представился, виноват. Поверьте, не потому, что с годами подрастерял хорошие манеры. А всего лишь оттого, что имен у меня было множество, и всех вы наверняка не запомните. К примеру сказать, в Греции звался я Валериосом, в Испании – доном Валерио, во Франции и вовсе месье Валье. Ну а в России – Валерьяном Валерьяновичем, прошу любить и жаловать. Для друзей – просто Валерьяшей, но так как друзей у меня нет и, даст черт, не будет, попрошу без фамильярностей.
Так я госпитальному Хранителю и сказал, едва переступил порог и отвесил небрежный поклон.
– Валерьян Валерьянович, к вашим услугам. Прошу величать исключительно полным именем, понятно вам?
Хранитель не ответил, и я поднял на него взгляд. Ей-черту, я бы предпочел видеть визави кого-нибудь другого. Он, правда, наверняка тоже. Так или иначе, скрестив на груди руки, растопырив белесые крылья за спиной и нацепив выражение надменного превосходства на холеную благостную ряшку, на меня пялился господин э-э…