— Юрка из Воронежа.
— Хорош, Юрка, хорош, — сказал на это Сабит.
На маленькой станции начиналась весна и тишком-нишком забегала в степь. Кто-то растянул мехи гармони, и сразу стало тесно на перроне. Но даже в этой тесноте хватило места на славный круг. Сабит выбрал себе лучшую из девчат — Василинку. Прошелся по кругу раз-другой, но не злоупотребил оказанной ему честью — попросил танцевать гостей. Тут-то и началось.
— Шире! — выкрикнул Юрка из Воронежа. — На перепляс!
Несколько девчат и парней вырвались из толпы в круг. Девчата пели:
Валенки, валенки,
Не подшиты, стареньки!
Нельзя в валенках ходить,
Нельзя Валеньку любить…
Не удержался Купреев Яша, горячие ноги сами вынесли его в круг, а за ним понеслись в танце славные украинские девчата, быстрым припевом помогая себе на русский лад:
Чоботи, чоботи ви моï,
Наробили клопоту ви менi!
А це тiï чоботи, що зять дав,
А за тiï чоботи дочку взяв…
Гармонист играл и «Валенки» и «Чоботы», чтоб и тем и другим не было обидно, хотел переиграть танцующих. В кругу, правда, становилось все свободнее, свободнее, и вот остались только двое: Юрка и Яша. Как только ни ходил Юрка — выгибаясь, и вприсядку, и на одних каблуках, но Яшке до этого не было никакого дела — у него свои талаевские приемы: бросил солдатскую шапку донышком книзу и закружился вокруг нее. Если б не шапка, может, и сдался бы, а так и не думал.
— Вас, ребята, не переиграешь, — не выдержал, наконец, гармонист.
Юрка с Яшей обнялись и пошли из круга. Гармонист заиграл тихую вечернюю песню. Всем она пришлась по настроению. Молодежь бралась за руки и шла в степь, к ближней березовой рощице, чуть ли не единственной в этих бескрайных просторах.
Сжимая чью-то горячую руку, Степка вглядывалась в прозрачную синеву. Должно быть, и орел не знает, где край этой степи. Там сушим болота, из-под воды добываем землю, а тут лежит готовое, веками не тронутое поле. Отарка белых худеньких березок пасется на нем, годами пасется на одном месте и не знает, какие огромные вокруг богатства…
Уже в сумерки, когда возвращались к теплушкам, Степка разыскала Василинку. Та шла унылая, одна.
— Не тужи, Василинка, — обняла ее Степка. — Теперь это наша родная сторона, тут будут рождаться наши дети.
— Ого, в этих колючках еще и детей родить! — вздрогнула Василинка, прижимаясь к Степке. — Мне страшно…
— Держись меня, добрые люди выбили из меня страх еще в детстве.
Мягко, осторожно падала над степью ночь, словно боялась уколоться о сердитый карагач. Заночевали в нетопленных теплушках. Степка долго не могла заснуть. Разве заснешь, когда Василинка всю ночь вздыхает.