Евгений показал на муравейник:
— Они не спорили бы, кому пить первому.
— Одна семья… — сказала Зоя, опуская глаза.
— И я о том же думаю.
Евгений стал учить Зою косить. Она еще не встречала такого настойчивого, придирчивого учителя. Он следил за каждым ее движением и все время делал замечания: «Левая нога не так, правая рука не так. Не так, не так!..» Он брал у нее косу и, показав, как нужно держать ее, возвращал. И снова Зоя не так сгибала в колене левую ногу, а Евгений качал головой:
— Все-таки учись, Зоя. Может пригодиться в лихую годину.
В лесу стало тихо, слышался только слабый звон кос на соседних полянах. Дело шло к вечеру. И, словно радуясь этому, в стане весело отозвалась гармонь. Сколько нежных, проникновенных звуков собралось в ней, чтобы вылиться в лесной чаще этим тихим вечером! Нет, не мехи издавали эти звуки, это пело сердце людское…
Положив косу, Зоя вдруг поклонилась своему учителю и проворно скрылась в лесной чаще.
— Вот и пойми ее, эту странную девушку…
Но с ним ведь тоже что-то случилось… Зоя, вероятно, почувствовала это и не зря ушла. Если говорить откровенно, то дед Евсей не хуже Евгения мог бы поучить ее владеть косой. Нет, не этого ждала девушка… Евгений вспомнил недавнюю попутчицу — женщину в зеленом платье, ее замешательство в последнюю минуту, перед тем как исчезнуть в суетливой толпе. Удивительно, что эта женщина живет в его районе… Он поднял косу, повесил порожнюю корзинку на косовище и пошел к роднику. Там уже сидели все косари. Рядом, на дороге, стояла черная, потрепанная «эмка» председателя райисполкома, а сам он беседовал о чем-то с усталыми, неразговорчивыми замысловичанами.
— Что ж ты, братец? — сказал Стойвода Евгению вместо приветствия. — Мы район будоражим, все ссылаемся на тебя, а ты не куешь и не мелешь.
— Вы о Вдовьем болоте? — догадался Евгений. — Выйдем. Сено соберем и выйдем сразу всем колхозом. Вот только как наши соседи? Мы ведь на них влияния не имеем.
Косари ждали ответа. Болото большое, и одним Замысловичам с этим мрачным великаном не справиться…
Степан Яковлевич Стойвода — давний и очень свой человек в районе. Приехал сюда комсомольцем из шахтерской Горловки. Степка — так его поначалу называли — зимой ходил в потертой куртке и выцветшей буденовке, послужившей его отцу, бывалому человеку, а летом — с непокрытой головой, в подпоясанной шелковым шнурком косоворотке, в тесноватых галифе и желтых хромовых сапогах, по тогдашней моде. Вместе с отцовским напутствием все это дал ему в дорогу потомственный шахтер Яков Стойвода. Нового, правда, мало, все обноски, но от чистого сердца. «Бери, сынок, и езжай с богом, — сказал отец. — Да, гляди, не опозорь шахтерскую честь. Трудно будет — не жалей сил, легко будет — прибавь на плечи». С этими словами отвернулся, украдкой смахнул слезу, чтоб сын не увидел, и пошел в забой. А Степка на прощанье посмотрел ему вслед, в последний раз переступил родной порог и двинулся в далекую дорогу…