иными словами, подхалимом не был. Напротив, он позволял себе вольнодумство и
даже некоторое фрондерство, но свое неподчинение правилам распорядка
мотивировал в такой безупречной форме и так логически его обосновывал, что
даже директор школы Иван Павлович Яскин избегал вести с ним дискуссии при
большом скоплении школьного народа. Не все педагоги за это Егора любили, но
все без исключения обращались к нему с осторожностью и некой опаской.
Зато пацаны в классе относились к Жоре уважительно, а девчонки неумело
кокетничали. Тем более, что на уроках физкультуры он подтягивался на турнике
двадцать раз подряд, в баскетбольную корзину попадал чуть ли не с середины
поля и имел в собственности гитару, под аккомпанемент которой шикарно
исполнял битловские «Мишель» и «Йестеди». Однако до поры до времени для
многих он был просто «заносчивым мальчиком из хорошей семьи», как выразилась
о нем язвительная Елена Трофимовна, завуч старших классов.
Но тут произошел один случай, который кое-что поменял во всеобщем к
Егору отношении. Было это, когда он учился в седьмом или уже восьмом классе.
Возвращаясь кратчайшей дорогой домой после факультатива по физике, Егор не
смог вовремя обойти препятствие в виде четырех битюков-старшеклассников, и
ему ничего не оставалось, как идти прямо на них. Либо повернуть обратно.
Битюки поджидали тощего очкарика, скалились и плевали сквозь зубы
никотиновой слюной, а потом один из них сильно толкнул Егора в плечо, когда тот
почти уже прошел мимо их своры. Понять было нетрудно, что парни хотят его
избить. За что? А фиг их знает, за что. Просто хотят.
Егор попятился к бетонному забору, вдоль которого вилась узкая дорожка, и
придвинулся к нему поближе спиной. Кто-то из шпаны заржал. Все четверо
неспеша начали приближаться, сжимая полукольцо.
Егор медленно, не отрывая взгляд от глумливых физиономий, сбросил с
плеча рюкзак. Прямо на землю, прямо в грязную пожухлую траву. Потянулся к
брючному ремню.
Теперь заржали уже все четверо, сопровождая ржание тупыми остротами.
Надвигались. У одного в руках оказалась пустая пивная бутылка, другой поигрывал
самодельной свинчаткой.
«Гони, очкарик, бабки, сигареты и что у тебя там еще, и мы побьем тебя
несильно».
Егор, наконец, вытащил из брюк широкий солдатский ремень с тяжелой
латунной пряжкой и обмотал им кисть правой руки. Не дожидаясь, когда свора
окажется совсем близко, сделал резкий и почти неуловимый для глаз взмах рукой,
обрушив удар своего архаичного орудия на стоящую рядом засохшую, но еще
крепкую рябинку. Раздался деревянный стук, сухой треск, и ствол сантиметров в