полумрак подъездного холла. – Это, по-вашему, демократично? Да это вульгарно!»
На ходу она извлекла мобильник и спешно принялась разыскивать в
контактах нужный номер. Уф, нашла.
– Егор, приношу свои извинения, – торопливо заговорила она, – у меня тут
небольшой форс-мажор. Я задержусь минут на десять. Извините еще раз. Я скоро.
И она влетела в свою квартиру, на ходу стаскивая кроссовки, освобождая
шею от консервативной шелковой косынки и выдирая себя из рукавов дорогущего
пуловера излюбленной расцветки Кембриджа и Йеля.
Широкие дачные бермуды, окрашенные в песчаный «камуфляж», и
вытянутый почти до колен светло-серый вязаный балахон с треугольным вырезом,
который когда-то был папкиным джемпером, она нашла сразу. Но что делать с
обувью!? Не в кроссовках же идти. Шпильки? Да нет, какие еще на фиг шпильки…
«Степка должен помочь!» – осенило ее, и Алина, по-быстрому заперев
дверь, помчалась на третий этаж к Степке Филимонову, которому она иногда
помогала разбираться с латынью.
Степке было тринадцать, и он был гимназистом. В его гимназии почему-то
решили, что для современного образованного молодого человека мало знать
русский, немецкий и испанский. Их грузили латынью. Потому, видимо, что
попечительскому совету данной гимназии это показалось круто.
Алина в университете изучала латынь факультативно, всего два или три
семестра, но кое-что в голове осталось, и это кое-что все равно было лучше, чем
инглиш родителей Степана.
Стремительно одолев два пролета, Алина надавила на кнопку заполошного
звонка, и давила до тех пор, пока по ту сторону двери не услышала движение.
– Алин, ты чего? – огорошено спросил Степка, распахивая дверь.
– Ботинки есть? Дай быстро, – переводя дух, торопливо проговорила Алина,
втискиваясь мимо Степки в прихожую.
Степка стоял и тупил, и Алина поняла, что без комментария не обойдешься.
– Степ, мне ботинки высокие нужны, на шнурках. Только на сегодня. Дай, не
жмотничай.
– Да я и не собираюсь… Вон валяются, бери на здоровье. Только, Алин,
размерчик-то у тебя какой?
Алина так огорчилась, что топнула ногой в расхристанной кроссовке. Какой,
какой… Тридцать седьмой, какой же. А у этого переростка, наверно, сорок третий.
– А у тебя какой, сорок третий? – решила на всякий случай уточнить она.
– Не, сорок второй пока. А зачем тебе мои ботинки?
Алина чуть не плакала.
– За мной знакомый заехал, – она мотнула головой в сторону кухонного
окна, – А у меня кроссовки…
Степка проследовал на кухню и сунул нос между полосок жалюзи.
– Вон твой знакомый? На «Ямахе»?
– Степ, да не знаю я, на чем он! Вон на том монстре черном.