— Никак водка, братцы?
— Самая что ни на есть чистейшая. Сорок градусов, — улыбнулся Михайло.
— Вроде казенки верно. Я вкус — то давно забыл. С самого германского плена не пробовал ведь.
— «Горькая» у нас прозывается.
— Горькай и есть… Уфф, — размазал Вылка ладонью по губам тяжкий вздох, оторвавшись от горлышка баклаги, — самой самоетьки вина.
— А ну — ка капните, землячки, мне несколько, — соблазнился Оленных. — Россией от нее отзывает.
— Пережиток, — важно сказал Михайло, наливая радисту в стакан. — У нас ноне это дело выводится. Вот только таких дурней, как наш Илья, не отговоришь. Да надо сказать правду, и все они, самоеды наши, больно горазды зашибать. А только власть как есть с этим непотребством борется и водку из нашей жизни с корнем выводит.
Оленных недоверчиво поглядел на Михайлу.
— И к примеру — сказавши, вот вы, земляк, так — таки не пьете?
— Ни вот столечко. Давно забыл и вкус и запах. Для этого дурня только и баклагу захватил… Но, впрочем, разговор наш в сторону пошел. Илюшка, ты от разговору не отвиливай. Обсказывай земляку.
— Циво обсказывать — та. Жись самоетьска, она какая жись. Всякий насу жись знает.
— Всякий, да не всякий. Ты, Илюшка, сейчас для всех европ обсказать должон. Как земляк он есть теперь чужестранец немецкий, то и должон ты ему свою жизнь вполне ясно разъяснить, чтобы он в заграницах дотошную передачу твоих слов иметь мог.
— Се казать?
— Все обсказывай, как ты был самый што ни на есть худой самоедин и как председателем стал.
— Ты мине, Михайло, обманить хотиш. Какой сказ самоетьски? Русак слусать не станет.
— Совсем напротив, господин Вылка, нам очень даже приятно, — вступился Оленных. — А самое главное очень нас интересует, в каком положении вы при советской власти находитесь и в каком направлении главнейшие основания ваших отношений с нею, как вы есть самоедский большевик.
— Какой моя больсевик? Нету больсевик. Больсевик больно умной. У нас на острову только одна больсевик самоетька — Тыко Вылка. Хороса мужик. Москва бывал. Цитать, писать мозит. А только у него партейный билет нету, как он беспартейный больсевик. А я какой могу быть больсевик? Как я есть только промышленник. А только на тот год я тоже больсевик стану.
— А зачем же это вам нужно большевиком — то становиться?
— А вот ты послушай. Мне так сдается — кажный самоедин больсевик стать должон. Ты гляди, какая наша жизнь. Ты как думаешь — я жить доперву вовсе не мог. Я на Колгуе живал, на большой тундре живал, на Вайгаче живал. С большой тундры родом я. Но только малой я совсем был, когда батька мой на Колгуй ушла. У батьки моего оленей совсем мало было. Всех оленей копытка побила. Батька в пастухи пошел к другому большому хозяину. Хозяин его на Колгуй послал. Там на Колгуе батька пастушил. Жизнь тяжкая была. Мясо мы едали, айбарданье делали. Голодом не сиживали. А только с постелями плохо бывало. Постели хозяин обирал. С русским купцом торговал. На чумы, на одежду ничего не оставалось. Только что было своих оленей у батьки — постели пошивали. Сколько их надо самоедскому человеку, так в три раза меньше бывало. Такой жись я недовольна стала. Как я вырос, по Колгую на промысел ходить стал. Песца бивал. А ты знаешь, какой промысел у нас бывал? Два десяти песца на одного охотника бивали. Только все едино ничево не бывало у нас с такого промысла. Купец Карпов в Бугрино зимовье построил. Товар возил. Менку делал. По десяти рублев за песца назначал. Какой цена! Хороша цена. На десять рублев много товару брать можно. А купец как делал? Товару на сотню рублев дает, а других песцов на деньги забирает. Деньги, чиво они — ежели товару нету? Деньги лежат, пока самоедин водку пить не захотел. А как самоедин водку пить захотел, купец водку и дает. Сто рублев ведро назначает. Самоедин водку гораздо много пивает. Ведро пивает. Два пивает. Как пивать нечево, товар назад несет — на водку менку делает. А как без товару жить? Самоедину без товару жить не можно. Мука нужна. Сахар нужна. Соль нужна. Цай нужна. Масла нужна. Свинца нужна. Патрон нужна. Дробовка нужна. Без дробовки самоедин не может жить. А где возьмешь товар? Опять в купцову лавку самоедин пришел. На расписку товар забрал. А за расписку другой год десять песцов задаром купцу давать надо. Кридит прозывался. На кридит хуже всего и пропадал самоедин…