Вылка подумал. Поскреб под малицей.
— Такой кридит никуда не годицца. Жонка как золото увидал — давай, хозяин, золота. Кридит. Сукна увидит — давай сукна. Кридит. Мало десяти песцов для такого кридита. Весь промыс на кридит купцу подпишешь. На другой год ничего нет. Весь товар в кридит брать надо. А подписка в два раза больше стала. За три года что с купцом возился — на десять годов кридитку написал. Так жить не можно стало. Я с Колгуя ушла. Жонки у меня тогда не было. Один ушла. Вайгач пришла. Промысла нету. Купец есть. Кридит есь. Водка есь. Жизни нету. А тут поп пришла. Свой кридит делал. Купец на зиму на большую землю уходит, поп остается. Кушать самоеду нечего станит — поп кридит делает. Водка — кридит. Мука кридит. А самоедин попу песца давай. А поп песца купцу продает. А только поп хуже купца стала. Кридит не дает, коли молицца не станешь. Крестицца нада. Молицца нада. Церкову ходить нада. За все попу деньги платить нада. А какие у самоедина деньги? Снова кридит. Тоже и на Вайгаче жизни не стало. Деньга нет, мука нет, только водка на кридит есь. Стала я с Вайгача в море ходить. Промыс сей год, как в моря ходил, плохой был. Опять кридит. Силы не стала. На сукову мать Вайгач послал. Пошла я на Новая земля. Сказывали, на Новая земля промыс хороша.
Пришла я на Новая земля, и ничего нету у мине. Кусать нету; постели нету; порох нету, свинец нет; все нету. Только винтовка есь. На промыс снова в кридит свинца и пороху набирал. Снова купец и поп кридит писал, пока моя жизнь до самого конца в книгу не записали. Трудно было.
Русак на промысу тоже бывал. Русаку легче жилось. Русак на попа плевал. Русак только купцу кланялся, и то купец русаку лучшие деньги за промыс давал, чем самоедину. Русак на купца по матери крицал, русак купцу морду бивал, русак, коли один купец плохой бывал, до другого купца ходил. А самоед куда пойдет? Большой начальник сегда говорил: «Самоед, тогда от купца уйдешь, когда тебя поп в землю копать станет». А мне что поп в землю, что купец поверх земли — одно дело.
Другой большой начальник на Новая земля наезжал. Суд делал. Наши самоетьки промышленники этому начальнику говаривали. Начальник к матери наших промышленников послал — не стану, сказал, слушать вас, писать надо. Жалоба прозывается…. А какую жалобу самоедин писать мог: самоеды писать не знают…
Дурной я тадысь был — сам голодный, а жонку завел. Жонка с голоду померла. Я другую завел. Другая жонка сынка дала. Сынок маленький помер. Другой раз дочку дала. Дочка и сейчас жива. А почему жива? Купец добрый стал? Поп молицца бросил? Не, врешь, парень, — купец хуже моржа глядел на меня. Нет, парень, переменка вышла: вот чево. Один год параход с большой земли пришел. Водки нету. Товару нету. Промыс у купца на руках остался. Другой год параход не пришел. Мы промыс купцу сдавать не стали. Сказали купцу: «Товар давай — промыс сдадим. Товар не даваешь, промыс не даем». Купец к начальнику езжал. А начальник с острова убег. Мы ничего не понимали. Тут норвецкий параход пришел. Промыс скупать стал. Сколько раз на год приходил. Весь, говорит, промыс давай, все давай — товар несет. Мы промыс сдавали.