Что там шло через нас еще — не ведаю. Сыщики ходили, нюхали, но ничего, кроме чая в подсобке, не унюхали. А три двери запертых — это комнаты лучших тружениц, которым горсовет обещает жилье, да никак не предоставит. Что ж поделаешь с горсоветом, приходится магазину утесняться ради живого, беззащитного человека. Помогите, будем благодарны, у нас еще трое на очереди.
Так и жили. Страхов было много, но всегда имелся шанс. Перестрелка за углом — слышали, но не могли оставить рабочие места.
Поножовщина в подсобке — это двое пьяных ввалились в торговый зал, начали драться, мы — слабые женщины, пока вызвали милицию, они докатились до подсобки, стали приставать к отдыхающей смене… Установите у нас милицейский пост! Против любого страха достаточно одного шанса, и этот шанс всегда можно предусмотреть.
Мне кажется, Васенька, я слишком убедительно высказываюсь. Возьмешь и подумаешь, что я в душе такая. Это неверно. В душе я очень разная, но в целом положительная, хоть и исключена из комсомола. Может быть, потому мне и снятся комсомольские значки?
Смотрю в зеркало — какие уж тут значки… Жизнь позади, все страхи позади, заслуженная пенсия в кармане — как раз на хлеб и на трамвай. Что бы я делала, если б не мой здоровый комсомольский коллектив… Ушла на пенсию, сдала дело надежной подружке, из первого поколения, такой же фригидной, как я. В газете мое фото и заметочка: "Ушла на заслуженный отдых, подготовив достойную смену, передав дело в надежные руки молодых". Всплакнули и расстались навсегда.
Но стала бояться зеркала. Этот, за спиной, маячит нагло, даже норовит приблизиться, если сразу не оглянешься. Заговорить с ним через зеркало — страшно, а оглянусь — нет его.
Значит, он в зеркале?
Однажды набралась мужества, хотя и чуяла, что шансов нет. Он стал приближаться, а я не оборачиваюсь. Смотрю — смотрю и жду, что будет. Он встал за спиной вплотную и начал медленно душить. Я терплю, смотрю, лица не вижу, а только руки на своей шее.
Думала, думала, а думать уже некогда, надо или поворачиваться к нему или кричать. Хотела повернуться, но поздно: держит, не пускает. И кричать уже не могу. Только шепотом. Тогда спрашиваю: "Кто же ты? Всю жизнь тебя боюсь". А сама надеюсь на шанс: если по голосу узнаю, то, может, договорюсь. Но он отвечает шепотом: "Не узнаешь, не старайся. Я — старость твоя".
Вот и все. Проснулась я от духоты. Проверила вентиляцию — работает. Наверно, легла лицом в подушку.
А ты, Вася, не боишься старости?