— Один только вопросик, — остановил поднявшихся Краснов. — Васса, что же ты сегодня узнала о здешних людях?
— А вот что, — она вздохнула. — В глубине души почти все хотели, чтобы я сорвалась и хоть что-нибудь сломала. А ножи почти все направляли мне в горло. Особенно та "благородная душа", которая Кроссу платочек подарила.
Скидану снился родной лагерь. Сам он стоял на трибуне, зачем-то построенной у лагерных ворот, прямо под стандартной фразой вождя — жестяными буквами по мелкой сетке: "Труд есть дело чести, дело славы, дело доблести и геройства". На самой трибуне было для чего-то начертано другое крылатое изречение, не имеющее отношения к делу: "Кино в руках советской власти представляет огромную, неоценимую силу". Впрочем, оно было не так уж и не к месту: рядом со Скиданом суетились два киношника с лабирийскими диковыми камерами — снимали зековский парад, который принимал Скидан, держа руку у шапки. Он кивал отрядам и отечески улыбался, а заключенные были почему-то одеты с иголочки, в спецовки первого срока, они шагали румяные, крепкие, печатая шаг по щебенке крепкими меховыми сапогами на медных гвоздях. Все зеки были вооружены новенькими автоматами ППШ, а сопровождала их жиденькая цепочка заморенных, едва обутых, худо одетых, обмороженных охранников с разболтанными винтовками на потертых до ниток ремнях. Охрана едва тащилась за доблестным строем "врагов народа", спотыкаясь, роняя винтовки, не поднимая лиц. Даже родная, шипящая патефонная "Элегия" Глинки, исполняемая очень кстати в ритме марша, не вызывала у охранников подобающей бодрости.
— Неис-кушай-меня-безнуж-ды!..
рубил вовсю замечательный тенор Козловского, а эти, дубье, не могли даже ногу подобрать… Скидан совсем было открыл рот, чтобы обложить их бодрящим отеческим матом, как вдруг ближайшие охранники сбросили с себя замызганные шинели и оказались самыми настоящими зеками. Из-под драных телогреек они выхватили незнакомые Скидану короткие автоматы — совсем не такие, как у кордонников — залегли и открыли огонь. Мнимые румяные демонстранты оказались надувными игрушками и лопались от пуль с металлическим звоном. Одна за другой две автоматные очереди ударили по трибуне, но в Скидана почему-то не попали, только стало страшно. Он открыл глаза и проснулся в избушке Коерковых. По комнате металась раздетая, распатланная Светка, а в дверь и в окошко разом изо всех сил стучал Иннокентий. Деваться было некуда. Скидан нашарил свой ППШ и открыл огонь по окну и двери, по Кешке…
Теперь он проснулся по настоящему. Не было ни Светки, ни Кешки, ни зеков. Нет, один зек все же был: капитан Краснов дозаряжал свой ТТ, а коленом расталкивал Скидана. По стене гремело. Кажется, в самом деле стреляли из автоматов.