Он нажал кнопку, лифт поднял их на девятый этаж.
– Быстрей! Пошли! – снова приказал Стэнли. – Какая квартира?
В длинном коридоре было двенадцать дверей, но, на счастье Стэнли, никто из соседей не вышел в эту минуту из своей квартиры. Впрочем, если бы кто-то и вышел, то Стэнли так любовно приобнял бы Валенсию за плечи, что сломал бы ключицы. Перед дверью с номером «97» Валенсия сама достала из сумочки ключи и открыла квартиру. Стэнли втолкнул ее внутрь, захлопнул дверь, протащил в комнату и прежде, чем разжать свои ковши орангутанга, оглядел крохотную студию-пенал и предупредил:
– Только тихо! Если начнешь орать, язык из глотки вырву! Ясно?
Валенсия утвердительно замычала в ответ.
– О’кей! – сказал он и швырнул ее на диван-кровать, а сам легко подтянул тяжелое плюшевое кресло и сел напротив. – Теперь слушай меня! Ты думаешь, ты самая умная, всех развела и сорвала пол-лимона, да? Так имей в виду: мой дедушка Хаим, пусть ему будет покой на том свете, делал эти set up, липовые ограбления, еще сто лет назад! Поняла? Ты заплатила моему отцу сто шестьдесят тысяч за товар и еще на сто пятьдесят взяла в кредит, и страховка эти деньги тебе вернула. Таким образом, ты нам должна сто пятьдесят штук за товар и половину навара, то есть всего двести тридцать. Ясно? И я их получу от тебя живой или мертвой, клянусь дедушкой Хаимом, пусть ему будет покой на том свете! Ну! Что ты молчишь? Сама отдашь или мне вытащить их из твоей глотки? Говори же!
Валенсия посмотрела ему в глаза. Еще недавно, два месяца назад эти глаза вобрали ее в себя целиком и опустили в бездну вожделения так, что у нее онемели матка и ноги. Но теперь его темные глаза были как два стальных кинжала, а ноздри его огромного еврейского носа хищно раздувались от бешенства.
– Раздевайся, – тихо сказала она.
Он рассмеялся:
– Ха! Неужели ты думаешь откупиться за трах?
– Нет, – ответила Валенсия. – Я не собираюсь трахаться с тобой. Но я хочу убедиться, что на тебе нет диктофона и ты не запишешь меня на пленку. Раздевайся.
– А ты не дура… – удивился он. – На мне нет диктофона, клянусь.
– Плевать на твои клятвы. Я ничего не скажу, пока не увижу своими глазами.
– О’кей, – сказал он и снял рубашку.
Каждый сантиметр этой мощной груди, эти огромные плечи и бицепсы она когда-то целовала взасос.
– Ну? – сказал он. – Смотри. Я чист.
– Джинсы! – приказала она.
– Не морочь голову! Я не стриптизер!
– Ты хуже. Я ничего не скажу, пока не снимешь.
Он похлопал себя по ляжкам и коленям:
– На мне ничего нет! Видишь?
– Нет, не вижу. Я читала: полиция крепит диктофон прямо под яйцами.