– Позавчера в Лондоне я начал читать вашу «Красную площадь», а дочитывал ее уже в самолете, по дороге сюда. Потому что это master-peace, мастерская работа, первый класс, и я хочу делать это в кино. Я прилетел подписать с вами контракт. Меня еще никто не опередил? Мы не могли бы пообедать сегодня? Я остановился в отеле «Ридженси» на Парк-авеню…
Вот это был класс! Ради этого момента можно было жить на пособие по безработице, терпеть идиотизм Незнанского и маразм Лирдена, Взорова, Фрумина. Мы гуляли с Эндрю по Нью-Йорку, мы обсуждали кандидатуры режиссеров и актеров, и я уговаривал Эндрю отказаться от самых громких режиссерских имен и пригласить Скорсезе, а на главную роль, конечно, Джека Николсона. Как раз в это время в Нью-Йорке шел «Приговор» Сиднея Люммита, и мы вместе пошли смотреть эту картину, а после нее я на своем жутком английском два часа отговаривал Эндрю звать Люммита в постановщики нашего фильма, потому что в «Приговоре» все выстроено «железно», «ремесленно», а я хотел вдохновенного и нервного полета пластики Скорсезе. Короче говоря, это были две недели настоящего медового месяца, точно как с Резо Эсадзе, а через две недели Эндрю – рафинированный, изысканный, стильный и преуспевающий сорокалетний интеллигент, знающий пять европейских языков, – улетел в Голливуд искать сорок миллионов долларов на постановку фильма «Красная площадь».
Этих денег он не нашел и сгинул с моего горизонта.
Но, видимо, пришел мой день и час, и удача, как цыганка, наконец увязалась за мной и ворожила мне all the way, всю дорогу! Слава Цукерман, который 8 мая 1979 года, то есть в день моего прилета в США, первым показал мне Нью-Йорк, Слава Цукерман, который поставил тут в 1982 году «Жидкое небо» и прославился тогда этим фильмом так, как Мадонна и Тайсон, искал сценарий для своей новой постановки и – совершенно случайно – встретил меня на Пятой авеню.
– Старик, – сказал он, – я слышал, ты написал какую-то книгу. Может, дашь почитать?
Я дал, а сам укатил под Нью-Йорк, в Катскиллские горы, писать «Чужое лицо». Но через неделю Слава по телефону отыскал меня в горах и сказал:
– Старик, ты дома? Сиди и жди звонка. Сейчас тебе позвонят из Голливуда, со студии «Юниверсал». Продюсера зовут Барри Геллер, он поставил знаменитые «48 часов». К сожалению, он не может дать мне ставить твою книгу – эта постановка должна стоить не меньше двадцати миллионов. Поэтому я буду делать там другую картину, за шесть миллионов, а тебе они найдут американского режиссера. Короче, никуда не уходи, сейчас я скажу ему, что ты дома и ждешь звонка.