В 1846 г. в Галиции австрийское правительство направило энергию стихийного крестьянского бунта против местной польской шляхты, выступившей под националистическими лозунгами. «Галицийская резня», в ходе которой озлобленные земледельцы убивали своих господ целыми семьями, была на руку Вене, поставившей польских дворян перед выбором: или верность императору, или опасность оказаться беззащитными перед собственными крестьянами. Галицийские поляки хорошо усвоили урок: с этого времени и до самого конца австро-венгерской монархии они оставались одними из наиболее лояльных подданных Габсбургов.
Городское население, напротив, оказалось довольно сильно затронуто либерализмом. Это было прежде всего бюргерство, мелкие и средние собственники, в этническом отношении в основном немцы или онемеченные представители других национальностей (городская культура в Австрии в ту эпоху была почти исключительно немецкой). По мере того как набирала силу урбанизация, их становилось все больше, хотя в масштабах всей монархии они еще не представляли собой значительной силы. Претензии этой социальной группы к существующему строю были изначально экономическими: слишком высокие налоги, слишком жесткий государственный контроль, тормозивший развитие предпринимательства, и т.д. Однако уровень образованности и политического сознания городского населения неуклонно рос, жалобы бюргерства на жизнь понемногу трансформировались в требования больших свобод, не только экономических, но и политических. Не стоит преувеличивать значение этих процессов — как мы увидим, даже во время революционных событий 1848 г. в Вене значительная часть столичного обывательства сохранила верность императору и династии. Тем не менее бюргеры были питательной средой, в которой распространялись либеральные идеи.
Наиболее активными приверженцами и пропагандистами таких идей стали представители городской интеллигенции. Ее происхождение было пестрым: часть студентов и профессоров, адвокатов и «вольных художников», журналистов и людей искусства, особенно в Венгрии, была выходцами из рядов gentry (яркий пример — Лайош Кошут, адвокат и журналист, сын бедного венгерского шляхтича и словачки), другая включала в себя сыновей бюргеров, предками третьей были разбогатевшие или, наоборот, разорившиеся крестьяне, которые перебрались жить в город. Многие из этих людей успели побывать на Западе и были убеждены в необходимости либеральных преобразований на родине и питали отвращение к легитимистско-консервативной модели государственного устройства, тормозящей социальный прогресс. Таким образом, австрийский и вообще ценральноевропейский либерализм в середине XIX в. приобрел свои характерные черты: «На одном уровне он демонстрировал эмоциональность и идеализм молодых студентов..., опьяненных идеями, заимствованными у других стран: английской конституционной монархией, французской демократией и даже утопическим социализмом. На другом уровне он лишь частично избавился от наследия местных традиций — просвещенно-йозефинистской или сословно-либертарианской. У него не было единого представления о том, как должно выглядеть будущее общественное устройство»