Именно тон предложения Берлина, в целом достаточно разумного, впоследствии создал телеграмме Бюлова репутацию ультиматума. Россия, вне всякого сомнения, потерпела серьезное дипломатическое поражение, поскольку «русскому правительству приходилось выбирать между двумя тягостными решениями: либо пожертвовать Сербиею, либо отказаться от определенно высказанного им взгляда на незаконность австрийского захвата. Оно выбрало второе, принеся в жертву свое самолюбие» (Сазонов, 20). Тем не менее, на наш взгляд, справедливо утверждение американского историка С.Фэя, считавшего шаг, сделанный правительством Германии, не ультиматумом, а «попыткой... преодолеть пропасть между Россией и Австрией и предотвратить войну между Австрией и Сербией» (Цит. по: Skhvan. Cisarskd politika..., 118). Возможно, немецкое предложение было сделано не в самой мягкой и любезной форме. Но, в конце концов, нелепо упрекать державу, в силу обстоятельств оказавшуюся в более выгодном положении, чем ее партнер, в том, что она действует с позиции силы.
После дипломатической капитуляции России Великобритания, пытавшаяся выступать в роли посредника между Веной и Белградом, посоветовала сербам смириться с требованиями Австро-Венгрии. Последняя настаивала на прекращении Сербией военных приготовлений, согласии с аннулированием 25-й статьи, роспуске националистических полувоенных формирований и обязательстве Белграда поддерживать с монархией Габсбургов «добрососедские отношения». 31 марта 1909 г. нота, в которой сербское правительство согласилось со всем вышеперечисленным, была передана австро-венгерскому министерству иностранных дел. Боснийский кризис завершился. Эренталь мог торжествовать победу, однако победа эта была, несомненно, пирровой. Г. фон Лютцов, в те годы — посол Австро-Венгрии в Италии, перечислял политические, моральные и материальные потери, понесенные его страной в результате боснийского кризиса: «54 миллиона крон наличными (в качестве компенсации туркам. — Я.Ш.), мобилизация, нанесшая тяжелый ущерб нашим финансам, ...всеобщее недоверие к нашей политике и яростная враждебность России». К этому стоит добавить внутриполитические осложнения: присоединение к Австро-Венгрии усилило националистические настроения боснийских сербов. Кроме того, император получил еще несколько миллионов славянских подданных, что вызвало, мягко говоря, настороженную реакцию австрийских немцев и венгров.
Плюсы тоже были, но куда менее крупные — в первую очередь укрепление союза с Германией, в котором более слабая Австро-Венгрия на какое-то время удивительным образом получила роль более активного партнера. Теперь уже Берлин шел за Веной, защищая ее интересы на Балканах и напрочь забыв о заветах Бисмарка, который когда-то не желал принести в жертву «восточному вопросу» ни одного померанского гренадера.