Макс понадеялся, что его собеседник не заметил, как он вздрогнул. Восемь лет. Восемь мучительно долгих, растянутых до тоскливой бесконечности лет он думал о том, что сделает с Балу, когда вернётся. И лишь к концу срока понял, что ничего делать не станет. И не потому, что перегорело, огонь нерастраченной ненависти всё ещё полыхал внутри, но Вита, девочка его, встала, заслонив собой всё остальное, сразу ставшее казаться мелким и неважным. И Бог свидетель, Миша Балу должен был ставить свечи всем святым за то, что это произошло.
— Опять мимо, — сказал Макс. — Михаил Анатольевич интересует меня так же мало, как и ваша проблема.
Лицо белозубого затвердело, видимо он исчерпал ресурс убеждений и доводов.
— Вы хорошо подумали? — тем не менее ещё раз спросил он. — Теряете такие возможности…
— Переживу, — заверил его Макс. — А о подобном разговоре я подумал ещё за несколько месяцев до выхода, поэтому, будьте уверенны — времени на раздумывание у меня было предостаточно.
— И, всё же, не торопитесь, — сказал белозубый, коснувшись двумя пальцами плеча шофёра. — Никогда не следует спешить с окончательным ответом. Ведь никто не знает, как всё может обернуться.
Вот так. Ко всему — он ещё и моралист. Макс поморщился, чувствуя, как сводит скулы, словно он разжевал недозрелый лимон. Мужчина замолчал, продолжая изучать Макса. Он небрежно поигрывал средним пальцем, на котором пускал блики массивный золотой перстень с витиеватыми вензелями по бокам.
Машина въехала во двор, который они покинули десять минут назад, и вернулась к подъезду, где, всё так же невозмутимо, стоял человек в сером. Макс распахнул дверцу и выбрался наружу. Мужчина в костюме двинулся ему навстречу, но намерения остановить Макса в его движениях уже не чувствовалось. На мгновение они снова встретились взглядами, и Макс опять почувствовал, насколько опасным может оказаться этот противник. Сильный, умный и безжалостный хищник.
— Не буду прощаться, Максим Валентинович, — послышался за его спиной голос белозубого. — Уверен, мы с вами ещё встретимся.
— Вряд ли, — сквозь зубы пробормотал Макс, злясь на всё на свете, на себя, на некстати подвернувшуюся субботу, на наслаждающихся законным отдыхом чиновников обладминистрации, на скворцов, слишком громко трещавших с ближайшего дерева, на этих двоих в «лексусе», с их проблемами, замешанными на Мишке Балу, на самого Балу, вырвавшего восемь лет из его жизни, и далее до бесконечности. С досады Макс хлопнул дверью так, что эхо долго гуляло по всем уголкам подъезда, пока он, вышагивая через две ступени, одолевал лестничные пролёты один за другим.