Северный пламень (Голденков) - страница 219
«Король Шведский в великом княжестве Литовском церкви православные грабить и осквернять допущал, а именно: в Минску, в Борисове, особливе в Могилеве…»
Верх подлости! «Забыл» Петр написать в указе и о том, что и московитских калмыков тоже, наверное, «допущал» король из глубины Московии, «допущал» шведский Карл, чтобы грабили эти калмыки да казаки православные церкви Менска, Борисова и Могилева, «допущал» и самого царя Петра в Полоцк, как и «допустил» резню в Полоцкой Софии… Наверное, за все это и осерчал «добрый» московский царь на короля Швеции?..
«…Шведы тамо чинили то изо всех церквей потиры и оклады св. икон серебряные обдирали и пограбили… в церкви соборной Могилевской святейший сакрамент тела Христа на землю выброся и оный потир похитя, вино из оного пили. Таго ж и народ литовский…» — изощрялся царь, приписывая преступления калмыков литвинам и шведам.
Правильно говорили про царя Петра, что болен головой да жесток. Еще и лжецом оказался царь московский. «Сатанинский зверь» — как назовет его однажды русский писатель Лев Толстой…
Впрочем, на русской Украине в этот бред все равно почти никто из «малороссийского народа» не поверил.
— Быть не может, чтобы христиане так собственные храмы оскверняли, — говорили друг другу русины, — а вот московиты со своей схизмой да с татарами магометянскими такое делают постоянно…
К тому же в Руси распространили и еще одно обращение, уже Карла, писанное не для «малороссийского народа» на московском диалекте, а для русского на русском:
«…О церквях Могилевских ничего нам не ведомо, леч то паки явственнейшое есть ли оные по выходе нашом, безбожными Московскими руками ограблены и в пепел обращены…»
По опустошенной земле Литвы, тем не менее, набрав для охраны еще пятнадцать человек добровольцев в Шклове, обоз Миколы Кмитича, с постоянными остановками, но уже, слава Богу, без нападений, доплелся до Ливонии. По дороге, впрочем, еще дважды обоз натыкался на легкие конные отряды московской армии, не то татар с калмыками, не то казаков. Но те быстро ретировались, не желая иметь дело с регулярной армией Швеции.
Это были самые тяжелые и невыносимые дни всей войны для оршанского князя Миколая Кмитича. Он смотрел на ограбленную и сожженную Отчизну и чувствовал свое соучастие в этом преступлении. Вспоминал лица погибших в Кривическом лесу женщин и ощущал боль только лишь своей вины…
— Поехали в Курляндию, в Митаву, пан Миколай, — предлагала Миколе Гертруда, — вы мне уже как брат стали. Поедемте?
— Дзякуй вам, пани Гертруда, — сжимал в ладонях руку женщины Кмитич, — но мне надо возвращаться. Все мои города — Менск, Гродно, Орша — все пострадали от войны. Все надо возводить там заново. То, чем занимался мой отец после войны с отцом этого варвара Петра, придется делать теперь и мне. Видимо, это наш крест — вновь возводить из руин наши города…