Это стало последней каплей, рассудок женщины заволокла пелена беспамятства.
– Тётя, тётя! – радостно заверещала малявка. – Она-таки грохнулась в обморок. А ты не верила, что я смогу! Гони шоколадку!
В воздухе материализовалась другая Фея, постарше, окутанная золотистым сиянием.
– Эх, Софа, Софа! – она со вздохом протянула племяннице сласть и, подняв повыше магический фонарь, принялась осматривать спину ведьмы.
В тишине был слышен лишь шелест разрываемой фольги, довольный вздох и приглушённое чавканье.
– Софочка, ну что ты ешь как поросёнок?
– А ты полофы и атайди! – неразборчиво прошамкала Фея Совести с набитым шоколадом ртом.
Покопавшись в возникшей из воздуха корзинке, Фея Здравура, или как её звали близкие, просто Здравка, выудила оттуда небольшой горшочек с едким запахом и самую обычную на первый взгляд малярную кисть. Щедро набрав ею жёлто-зелёную дурно пахнущую мазь, она принялась щедрыми мазками покрывать ссадины и раны. Особенно сильно пострадали ягодицы и задняя сторона бёдер. Закончив процедуру, она вытерла руки кружевным платочком и протянула руку племяннице, ласково сказав:
– Пойдём, Софочка, нам уже пора.
Шаласка с горестным стоном отозвалась на скрип отпираемой двери темницы. Раны болели уже терпимо, но сесть она смогла лишь боком на охапку подгнившей соломы.
– Я, кажется, даже намёком не дал понять, что ты мне надоела, Шалла, и нам пришла пора расстаться.
– Зато Баба-Яга была чудо как красноречива, объяснив доверчивой дуре, что в Двувосьмом Царстве ей отнюдь не рады! – с горечью в слабом от пережитого голосе констатировала женщина, стараясь изо всех сил говорить без эмоций.
Больше всего на свете ей сейчас хотелось утроить грандиозную истерику, переломать и перебить всё в тереме правителя Неяви и оттаскать Ярину за роскошную чёрную с синеватым отливом гриву за то, что втравила её в столь неоднозначную ситуацию.
Кощей величаво опустился в резное деревянное кресло, которое заботливые слуги внесли вслед за своим господином. Потом на замызганный пол поставили изящный столик из морёного дуба, на который водрузили массивную терракотовую вазу с восточным орнаментом. Царь поставил в воду роскошный букет из тринадцати крупных тёмно-бордовых, почти чёрных роз. Писарь аккуратно развернул свиток из дорогой бумаги и поставил серебряный прибор для письма. Мужчина долго молчал, рассматривая Шалассу, точно причудливое заморское насекомое, потом выудил из тубы, висевшей на поясе, ещё один, развязал золотую ленточку и, хитро поглядывая на посмевшую сбежать подругу, почти промурлыкал: